История евреев в Европе от начала их поселения до конца XVIII века. Том I. Средние века до конца крестовых походов - Семен Маркович Дубнов

В своей периодизации, разработанной в 1893 г., ученый не учитывал историю ранних русско-еврейских контактов времен Киевской Руси, не рассматривал теорию о хазарском происхождении евреев доашкеназской эпохи. Он считал эти теории лишь гипотезами, не подкрепленными данными археологии и письменными источниками. Дубнов ограничился периодизацией истории польско-литовского еврейства до его вхождения в состав Российской империи, остановившись на 1795 г.: прежде всего, Дубнов в начале 90-х гг. XIX в. еще не приступил к всеобъемлющему исследованию истории евреев текущего столетия; а возможно, были на то и политические причины, ибо многие проблемы недавнего прошлого еще остро дебатировались в еврейской общественной жизни.

Лишь спустя 15 лет ученый вновь вернулся к разработке периодизации. В 1911 г. в статье Главные процессы в новейшей истории евреев он определил общие тенденции истории евреев в XIX в. По его мнению, они характеризовались регулярной сменой эпох: эпоха первой эмансипации сменялась первой реакцией, эпоха второй эмансипации — второй реакцией. Дубнов тесно связал ход еврейской истории в странах Западной и Восточной Европы с развитием политических процессов, с демократическими революциями и контрреволюциями, подъемом национальных движений, распадом одних и созданием других государств, на территориях которых проживало европейское еврейство. Он довел историю российского еврейства до 1914 г. В многотомных трудах Всеобщая история евреев, Новейшая история еврейского народа, в статьях, эссе и документальных публикациях он постоянно подчеркивал неразрывную связь истории евреев России с историей евреев других стран и историей народов, среди которых евреи жили. Дубнов первый из историков предпринял комплексное исследование экономической, социальной, политической и культурной жизни народа. Конечно, сегодня можно отметить и недостатки в его работах. Например, некоторую политическую ангажированность, субъективные оценки отдельных событий и личностей, сглаживание внутренних разногласий в еврейской среде. Но нужно помнить, что ученый работал в условиях расцвета антисемитизма и в годы обострившегося политического противостояния, как в российском обществе, так и в еврейском.

Связь между историческими исследованиями Дубнова и его политической теорией прослеживается особенно отчетливо при сравнительном анализе дубновской интерпретации истории Кагала и созданной им теории автономизации.

Апофеозом национального строительства в польско-русской диаспоре XVII — первых десятилетий XIX в. Дубнов считал Кагал и видел в нем проявление «широкого внутреннего самоуправления, [...] которое делает нам честь». Ибо, по его убеждению, «пользоваться внутренним самоуправлением и известной общественной независимостью могут только народы более или менее культурные, одаренные самобытными духовными качествами и умеющие сами устраивать свою жизнь на собственных началах». Кагал для него — это социально-политический институт, основанный на национальном инстинкте самосохранения. Он «всею силою своей власти отстаивал интересы евреев и те ничтожные человеческие права, которые из милости или за деньги, были дарованы им разными властями».

В 1891 г. Дубнов предпринял попытку реабилитировать Кагал. Без восстановления исторической справедливости в отношении этого главного общинного органа не могла быть воссоздана объективная картина еврейской жизни. Как известно, в работах антисемитской направленности Кагал подвергался особенно яростным нападкам. После опубликования Я. Брафманом знаменитой Книги Кагала даже некоторые еврейские историки выступили с критикой этого института. Дубнов, напротив, стремился дать этому явлению научное объяснение, опираясь на подлинные Книги Кагала — пинкасы. Полемизируя со своими противниками-евреями, он писал: «И знаете ли, чем вызвано такое предубеждение? Опасением, что обнародование старины, преимущественно кагальных пинкасов, побудит юдофобскую печать усилить свои крики о кагале, о еврейском Status in statu [...] И так думают многие, от которых зависит святое дело спасения от забвения нашего прошедшего».

Дубнов рассматривал Кагал как символ сохранения традиции солидарности, без которой евреи не могли бы выжить в эпоху средневековья. При этом он был далек от идеализации этого института, считая, что в годы правления Николая I государственная антиеврейская политика «извратила сущность Кагала и он из органа служения обществу был превращен в орган господствующий над ним, у гнетающий его орудиями грубой полицейской власти». В массовом сознании неприятие государственной политики (рекрутский набор, маесовые выселения из сельской местности, попытки насильственной ассимиляции с помощью реформы системы еврейского образования и т. д.) автоматически экстраполировалось на Кагал, как на инструмент, на невольного проводника этих мероприятий.

Политические потрясения начала XX в. потребовали переосмысления роли и значения общины — наследницы Кагала. И теперь, по мнению Дубнова, общество созрело до понимания «[...] неотъемлемого исторического права устраивать свою внутреннюю общинную жизнь, растить нашу национальную культуру, организовываться в союзы сообразно нашим потребностям, и, конечно, требованиям времени». Так из исторической концепции рождалась политическая теория.

В начале XX в. С. М. Дубнов говорил: «Сущность историзма в том, чтобы прошлое воспринимать с живостью текущего момента, а современность мыслить исторически». Дубнова-историка нельзя отделить от Дубнова-политика. В 1880-е гг. XIX в. его политические взгляды, главным образом, выражались во множестве публицистических выступлений на страницах еврейской печати. Это, в первую очередь, статьи, направленные против набиравшего силу палестинофильства и эмиграционного движения, против ужесточения антиеврейского законодательства и новых тенденций в теории русского антисемитизма. Первыми попытками Дубнова выработать собственное отношение к политическим и идейным процессам в еврейской среде и определить место евреев в общероссийском либеральном и демократическом движении, стали работа «Какая самоэмансипация нужна евреям?» и критический анализ народнических идей X. Житловского, палестинофильских призывов П. Смоленского и устаревших форм «маскилизма» М. Моргулиса. Ничем иным кроме как политическими выступлениями нельзя назвать и его известную борьбу против административного террора в отношении евреев Мстиславля в 1890 г. и участие в знаменитых дискуссиях о реформе еврейского образования в 1899-1901 гг..

Следуя необходимости «современность мыслить исторически», на рубеже веков, параллельно с занятиями наукой, Дубнов активно включился в политическую деятельность. Как политик он энергично действовал в самые острые моменты российской истории, в годы революций 1905-1907 гг., в период антиеврейских гонений, связанных с Первой мировой войной и в период с февраля по ноябрь 1917 г. В своей политической деятельности он опирался на собственную теорию автономизма и духовного национализма. Политическая деятельность ученого была спровоцирована такими современными ему событиями, как появление сионизма, создание в России еврейской социал-демократической партии Бунд и общим оживлением еврейской общественной жизни, которая постепенно приходила в себя после погромов начала 1880-х гг. и крушения надежд на возможность нормального, равноправного участия евреев в жизни России.

Крупным теоретическим обоснованием политических взглядов Дубнова стали публикации в журнале Восход с 1897 г. писем из цикла Письма о старом и новом еврействе. Эти письма обращены к новому поколению русско-еврейской интеллигенции, в ту пору активно входившему в политическую жизнь России. Ученый надеялся пробудить национальное самосознание, сформировать национальную идеологию молодого поколения. В создании своей