Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

хронологий. Евсевий разместил события священной и мирской истории в параллельных колонках, упорядочив их синхронизирующей чередой дат, и предпринял попытку установить время любого важного события на временном отрезке от Авраама до Константина. Все позднейшие хронологии опирались на этот «канон».

Облекая этот скелет плотью, Евсевий создает «Церковную историю» (325 г.), где описывает развитие Церкви от ее истоков до Никейского Собора. В первой ее главе, вновь выступая в качестве образца для Боссюэ, он набрасывает самый ранний очерк философии истории, изображая время полем битвы между Богом и Сатаной, а все исторические события приближением триумфа Христа. Эта книга была неважно скомпонована, зато превосходно написана. Евсевий подходит к источникам критично и добросовестно, его суждения столь же взвешенны, как и в любом другом античном труде по истории. На каждом шагу Евсевий оказывает потомкам неоценимые услуги, цитируя важные документы, которые иначе были бы для нас потеряны. Ученость епископа совершенно необъятна, его стиль согрет чувством и достигает вершин красноречия в те моменты, когда устами Евсевия вещает Odium Theologicum. Он откровенно исключает из повествования предметы, лишенные поучительности для его христианских читателей или неспособные подкрепить его философию, и берется за написание истории великого Собора, не упоминая ни Ария, ни Афанасия. Такая же «честная нечестность» делает его «Жизнеописание Константина» скорее панегириком, чем биографией. Она начинается с восьми вдохновляющих глав, посвященных благочестию императора и его добрым деяниям, и повествует о том, как он «божественно управлял своей империей на протяжении более чем тридцати лет». По прочтении этой книги никогда и не подумаешь, что Константин был способен убить сына, племянника и жену.

Ибо, как и Август, Константин замечательно управлял всем, за исключением собственной семьи. Его отношения с матерью были, в общем, счастливыми. Очевидно, по его поручению она побывала в Иерусалиме и сровняла с землей нечестивый храм Афродиты, построенный, как утверждали некоторые, над гробом Спасителя. Согласно Евсевию{1940} после этого открылся взорам Гроб Господень вместе с тем самым крестом, на котором умер Христос. Константин повелел возвести над могилой Иисуса Храм Гроба Господня, где в особой гробнице хранились почитаемые реликвии. Как в классические дни языческий мир с любовью почитал реликвии Троянской войны и даже Рим гордился Палладием троянской Афины, так и теперь христианский мир, изменяя видимость и обновляя сущность, — с беспамятством, столь характерным для человеческой жизни, — начинал собирать реликвии, связанные с Христом и святыми, и поклоняться им. Елена возвела часовню над традиционным местом рождения Иисуса в Вифлееме, смиренно прислуживала монахиням, которым была вверена эта святыня, и вернулась в Константинополь, чтобы умереть на руках сына.

Константин был женат дважды: в первый раз на Минервине, которая родила ему сына Криспа, во второй — на дочери Максимиана Фаусте, от которой он имел трех дочерей и трех сыновей. Крисп стал превосходным солдатом и оказал неоценимую помощь отцу в его походах против Лициния. В 326 г. Крисп был умервщлён по приказу Константина; примерно в то же время император повелел казнить Лициниана — сына Лициния от сестры Константина Констанции, вскоре после этого по приказу мужа была убита Фауста. Нам неизвестны причины трех этих казней. Зосим уверяет, что Крисп пылал страстью к Фаусте, которая обвинила его перед императором, и что Елена, без памяти любившая Криспа, отомстила за него, убедив Константина в том, будто его жена уступила домогательствам сына{1941}. Вероятно, Фауста замышляла устранить Криспа с пути к императорской власти своих сыновей, а Лициниан, возможно, был убит по обвинению в организации заговора с целью овладеть той частью державы, что принадлежала его отцу.

Фауста добилась желаемого после смерти, потому что в 335 г. Константин завещал Империю своим оставшимся в живых сыновьям и племянникам. Два года спустя, на Пасху, император праздничными церемониями отпраздновал тридцатую годовщину своего царствования. Затем, чувствуя приближение смерти, он отправился принять теплые ванны в расположенный неподалеку Аквирион. Когда недуг усилился, он послал за священником для совершения того таинства крещения, которое он намеренно откладывал до настоящего момента, надеясь, что оно очистит его от всех грехов его насыщенной событиями жизни. Затем усталый властитель, которому было шестьдесят четыре года, снял пурпурные царственные одежды, надел белое платье христианского неофита и скончался.

Он был замечательным полководцем, выдающимся администратором непревзойденным политиком. Он стал наследником и завершителем восстановительного труда Диоклетиана; благодаря им Империя просуществовала еще 1150 лет. Он воспользовался монархическими формами, выработанными Аврелианом и Диоклетианом, отчасти из амбициозности и тщеславия, отчасти потому, что, несомненно, верил в необходимость абсолютистского правления, способного положить конец хаосу. Его величайшей ошибкой был раздел Империи между сыновьями; надо полагать, он предвидел, что они вступят в борьбу за единоличное господство, но думал, что борьба будет еще более ожесточенной, если наследником будет избран кто-то другой; такова еще одна из издержек монархии. Мы не можем осуждать его казней, не зная их истинных причин; обремененный проблемами правления, он мог позволить страху и подозрительности на какое-то мгновение свергнуть с престола его разум; кроме того, у нас есть основания полагать, что в последние годы его жестоко угнетало раскаяние. Его христианство, бывшее поначалу чистой политикой, по-видимому, с течением времени переросло в искреннее убеждение. Он стал самым настойчивым проповедником своего царства, неутомимо преследовал еретиков и на каждом шагу заручался поддержкой Бога. Более мудрый, чем Диоклетиан, он оживил стареющую Империю, связав ее с молодой религией, полной сил организацией, свежей нравственностью. С его помощью христианство перестало быть только Церковью, превратившись в государство и литейную форму — на четырнадцать веков — европейской жизни и мысли. Возможно, если не считать Августа, Церковь была права, провозгласив его величайшим из императоров.

Эпилог

I. ПОЧЕМУ ПАЛ РИМ

«Две величайшие проблемы в истории, — пишет блестящий ученый нашего времени, — это — как объяснить возвышение Рима и как объяснить его падение»{1942}. Возможно, мы приблизимся к их пониманию, если вспомним, что падение Рима, как и его возвышение, имело не одну, но множество причин и представляло собой не событие, но процесс, растянувшийся на три столетия. Некоторым государствам на существование было отпущено меньше, чем Риму на упадок.

Великую цивилизацию невозможно завоевать извне до тех пор, пока она не разрушит себя изнутри. Главные причины упадка Рима заключались в его народе, морали, классовой борьбе, угасающей торговле, бюрократическом деспотизме, удушающих налогах, истребительных войнах. Христианские авторы остро чувстовали этот упадок. Тертуллиан около 200 г. с удовольствием возвещал ipsa clausula saeculi — буквально fin de siècle, или конец