Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев

детали процессуального характера. Так, в отличие от обвинительного процесса по делу Арик-Буги, в данном случае имел место процесс состязательный – с заслушиванием участников, их показаний и опровержений. Этот вид процесса, несомненно, был самым ранним в степной традиции – неслучайно фраза, которой отреагировали участники курултая на доводы Борака («Право на твоей стороне») является своего рода стандартной формулой, которая фигурирует не только в исторических судебных процессах, но и в сказочных сюжетах, связанных с разбирательством споров (см., например: [Носов, 2015; Рашид ад-Дин, 1952а, с. 95–96]). Интересна и ритуальная составляющая процедуры принятия решения участниками курултая, по итогам которого «по обряду и обычаю они скушали золота» – вероятно, съев тертый золотой порошок либо выпив напиток с кусочками золота, положенными на дно чаш. Неслучайно В.В. Бартольд отмечает: «Решения, принятые на курултае, и самый характер переговоров показывают, что все участники были проникнуты духом Ясы и степными традициями» [Бартольд, 1963, с. 583].

При анализе данного разбирательства обращает на себя внимание куда более широкое представительство потомков разных ветвей Чингис-хана при решении судьбы одного из представителей рода: в отличие от процесса по делу Арик-Буги, на который не явились улусные правители домов Джучи, Чагатая и Угедэя, на данном курултае отсутствовала только ветвь Тулуя.

Казалось бы, решение, да еще принятое с соблюдением всех необходимых требований и ритуалов, должно было выглядеть легитимным в глазах участников суда. Однако на деле ситуация складывалась совершенно иначе. Во-первых, на этом курултае в противовес Хубилаю был провозглашен новый хан Монгольской империи – Хайду, внук Угедэя. Во-вторых, правители отдельных улусов приняли решение, что отныне будут фактически независимы в своих владениях, лишь номинально признавая верховенство монгольского хана [Biran, 1997, р. 28]. То есть де-факто империя превратилась в конфедерацию, и в новых политических условиях многие прежние механизмы власти и права стали неэффективными.

Поэтому не приходится удивляться, что никто из участников курултая не был настроен выполнять его решения. Так, Борак стал чинить препятствия сборщикам налогов, направленным Хайду в те регионы Мавераннахра, которые отошли к нему. В свою очередь, внук Угедэя приказал своим отрядам, которые отправил Бораку для похода на Хорасан, не вступать в сражение с войсками ильхана, а отступить. И когда Борак потерпел поражение в Хорасане, Хайду во главе 20-тысячного отряда окружил его лагерь – чтобы либо покончить с ним, либо заставить принять новые условия, при которых он мог сохранить жизнь и власть [Рашид ад-Дин, 1960, с. 99, 100; Biran, 1997, р. 27]. Однако во время этих событий Борака разбил паралич, и он вскоре скончался: по одной версии – естественной смертью, по другой – будучи отравлен по приказу Хайду [Рашид ад-Дин, 1946, с. 84; Тулибаева, 2011, с. 25].

Итак, этот судебный процесс, связанный с итогами очередной гражданской войны на территории Монгольской империи, тоже отражает попытки Чингисидов соблюдать требования, установленные Чингис-ханом. Столь активное участие представителей разных ветвей Чингисидов в решении судьбы сородича объясняется общеимперским масштабом конфликта, а также личной заинтересованностью правителей улусов в судьбе Борака, поскольку часть его владений отходила к каждому из них. Вместе с тем кризис имперской системы нашел отражение в том, что двум улусным правителям – хану Хубилаю и ильхану Абаге – сознательно не были отправлены приглашения к участию в курултае. Да и само решение, как видим, носило декларативный характер, поскольку принявшие его Чингисиды не собирались его выполнять и – в условиях распада империи – уже не имели механизмов, чтобы обеспечить его выполнение другими.

Дело Наяна

Еще один интересующий нас процесс имел место в 1287 г. и был проведен по итогам куда меньшей по масштабам гражданской войны. Речь идет о восстании князя Наяна – потомка Тэмугэ-отчигина, младшего брата Чингис-хана, имевшего обширные владения в Восточной Монголии и Маньчжурии. Предки Наяна традиционно поддерживали Хубилая, однако централизаторская политика хана вызвала недовольство Наяна и его приверженцев (в основном также потомков братьев Чингис-хана), и весной 1287 г. они подняли мятеж против Хубилая, намереваясь, по одним сведениям, создать самостоятельное государство в своих владениях, по другим – признать над собой власть вышеупомянутого Хайду [Книга…, 1997, с. 245; Рашид ад-Дин, 1960, с. 193] (см. также: [Гумилев, 1992а, с. 169]).

Однако Наян оказался плохим организатором и полководцем: Хубилаю стало заранее известно о его планах, он сумел не допустить перехода на сторону мятежника потенциальных приверженцев в Монголии и не позволил ему соединиться с Хайду. Более того, хану удалось застать мятежника врасплох и, лично став во главе войск, окружить его лагерь. В результате ожесточенного сражения Наян был разгромлен и бежал. По пути значительная часть его войск разбежалась, а сам он был либо настигнут и пленен полководцами Хубилая, либо выдан им собственными сторонниками [Анналы…, 2019, с. 495–499; Книга…, 1997, с. 247].

В отличие от процессов по делам Арик-Буги и Борака, основные сведения о данном деле содержатся не в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина, а в «Юань ши» и еще больше – в «Книге Марко Поло». Согласно венецианцу, мятежный князь был доставлен в ставку Хубилая, который тут же приговорил его к смертной казни. Марко Поло описал и приведение приговора в исполнение: «Убили его вот как: завернули в ковер, да так плотно свили, что он и умер. Умертвили его так, потому что не хотели проливать на землю крови царского роду, на виду у солнца и неба» [Книга…, 1997, с. 247; Moule, Pelliot, 1938, р. 345].

Принцип умерщвления представителя «Золотого рода» почетным способом, «без пролития крови», в данном случае, как видим, был соблюден. Зато о соблюдении других требований к суду, на котором решалась судьба представителя правящей династии, источники не сообщают: не было ни разбирательства с допросом участников (включая подсудимого), ни присутствия на суде других членов правящего семейства.

Целый ряд причин мог обусловить такое, казалось бы, вопиющее нарушение принципов имперского судопроизводства. Во-первых, восстание Наяна по сравнению с предыдущими гражданскими войнами носило локальный характер, поскольку происходило во владениях самого Хубилая и, вероятно, рассматривалось им как «внутреннее дело», не требующее участия в процессе других улусных владетелей (тем более уже около двух десятилетий отказывавшихся подчиняться хану). Во-вторых, по мере выхода из-под его власти других улусов Хубилай все больше приобретал черты китайского императора провозглашенной им же в 1271 г. династии Юань и, соответственно, определяя судьбу Наяна, опирался не столько на монгольские имперские, сколько на китайские уголовно-правовые и процессуальные принципы (тем самым подтверждая обоснованность обвинений, адресованных ему участниками Таласского курултая). По средневековому китайскому праву за мятеж против императора следовала смертная казнь самих мятежников и членов их семей [Кычанов, 1986, с. 117–118]. Что же касается столь быстрого приведения приговора в исполнение, то оно могло объясняться «военным положением»: сторонники Наяна после его поражения не сложили оружие, и последние из них были разгромлены лишь зимой 1289–1290 гг.

Однако самой важной причиной столь короткого разбирательства, как представляется, было стремление Хубилая возложить всю вину на Наяна и, покончив с ним,