Блог «Серп и молот» 2021–2022 - Петр Григорьевич Балаев
Блог «Серп и молот» 2021–2022 читать книгу онлайн
У нас с вами есть военные историки, точнее, шайка клоунов и продажных придурков, именующих себя военными историками. А вот самой исторической науки у нас нет. Нельзя военных разведчиков найти в обкоме, там они не водятся, обкомы вопросами военной разведки не занимаются. Нельзя военных историков найти среди клоунов-дегенератов. Про архивы я даже промолчу…
(П. Г. Балаев, 11 октября, 2021. Книга о начале ВОВ. Черновые отрывки. «Финская война»)
Вроде, когда дело касается продавца в магазине, слесаря в автосервисе, юриста в юридической фирме, врача в больнице, прораба на стройке… граждане понимают, что эти профессионалы на своих рабочих местах занимаются не чем хотят, а тем, что им работодатель «нарезал» и зарплату получают не за что получится, а за тот результат, который работодателю нужен. И насчет работы ученых в научных институтах — тоже понимают. Химик, например, работает по заданию работодателя и получает зарплату за то, чтобы дать тот результат, который работодателю нужен, а не тратит реактивы на своё хобби.
Но когда вопрос касается профессиональных историков — в мозгах публики происходят процессы, превращающие публику в дебилов. Мистика какая-то.
Институт истории РАН — учреждение государственное. Зарплату его научным сотрудникам платит государство. Результат работы за эту зарплату требует от научных сотрудников института истории государство. Наше российское. Какой результат нужен от профессиональных историков института истории нашему государству, которое финансирует все эти мемориалы жертвам сталинских репрессий — с двух раз отгадаете?
Слесарь в автосервис приходит на работу и выполняет программу директора сервиса — ремонтирует автомобили клиентов. Если он не будет эту «программу» выполнять, если автомобили клиентов не будут отремонтированы — ему не то, что зарплаты не будет, его уволят и больше он в бокс не зайдет, его туда не пустят. Думаете, в институтах по-другому? Если институты государственные — есть программы научных исследований, утвержденные государством, программы предусматривают получение результата, нужного государству. Хоть в институте химии, хоть в институте кибернетики, хоть в институте истории.
Если в каком-нибудь институте кибернетики сотрудники не будут давать результата нужного государству в рамках выполнения государственных программ, то реакция государства будет однозначной — этих сотрудников оттуда выгонят.
Но в представлении публики в институте истории РАН нет ни государственных программ исследований, ни заказа государства на определенный результат исследований, там эти Юрочки Жуковы приходят на работу заниматься чисто конкретно поиском исторической истины и за это получают свои оклады научных сотрудников государственного института.
А потом публика с аппетитом проглатывает всю «правду» о Сталине, которую чисто конкретно в поисках истины наработали за государственную зарплату эти профессиональные историки, не замечая, каким дерьмом наелась.
Вроде бы граждане понимают и знают, что наши государственные чиновники выполняют волю правительства, которое действует в интересах олигархата, и верить этим чиновникам может только слабоумный. Но когда дело касается вопросов к профессиональным историкам, чиновникам государства в институте истории РАН, то всё понимание куда-то исчезает, Витенька Земсков и Юрочка Жуков становятся чисто конкретными независимыми искателями правды о Сталине и СССР. За оклады и премии от государства…
(П. Г. Балаев, 30 августа, 2022. «Профессиональные историки и историки-самозванцы»)
-
В 1991 году я закончил институт и надо было определяться с выбором места работы. Да, распределение было, но специальность остродефицитная, покупателей на распределение съезжалось столько, что мы, выпускники ветеринарного факультета, фактически, не распределялись, а выбирали сами себе хозяйства. Только выбирать было не из чего.
Что, прежде всего, нужно молодому свежеиспеченному специалисту? Опыт. И не в захудалом хозяйстве, а там, где этот опыт можно получить, чтобы потом его применять. В бардаке только опыт бардака можно получить. Это любого специалиста на производстве касается, хоть ветеринара, хоть инженера. Но советское сельское хозяйство в этом плане нам, выпускникам 1991 года, уже ничего не могло предложить. Оставались еще маяки, так сказать, но они были такой единичной редкостью — всех молодых специалистов туда не засунешь. Да в самих маяках творились к 1991 году совсем не маячные дела. Был в Приморском крае такой маяк — свинокомплекс «Тихоокеанский». Самый крупный на всю Сибирь и Дальний Восток. За год до моего выпуска из института, как раз тогда, когда я был на производственной практике, всё поголовье свиней на этом свинокомплексе сдохло от банальной чумы. Комиссия, расследовавшая это происшествие, сделала вывод, что — неизвестный штамм чумы, поэтому обязательная вакцинация свиней от чумы оказалась бесполезной. Сталина не было на эту комиссию и на руководителей свинокомплекса! Им бы показали в застенках НКВД новый штамм!
Я как раз только приступил к практике в должность ветврача Ленинского отделения совхоза «Хорольский», принял аптеки на молочно-товарной и свиноферме. На свиноферме до меня работала девчонка-ветфельдшер. Я ее не застал, раньше уволилась. Открываю шкафы — там залежи просроченной вакцины от чумы, сибирской язвы, ящура, паратифа, пастереллеза. Я кинулся проверять акты противоэпизоотических обработок — все в наличии, по актам эта вакцина — в свиньях. По факту — в нераспечатанных упаковках в шкафах. Она ее даже не выбросила! В актах не только ее подпись, но и заведующей свинофермой, бригадиров.
На следующий день, после планерки, я всю эту компанию подписантов попросил остаться в кабинете со мной с глазу на глаз, свинарей отпустили. Вывалил им на стол несколько флаконов с вакциной, рядом положил акты, в которых эта партия вакцины значилась использованной… Эта компания ко мне попала не в морально-психологическую и должностную зависимость. Они в рабство ко мне попали. По щелчку пальцев они у меня шуршали со скоростью света. Как электровеники летали.
Но «Хорольский» совхоз пусть маяком не был, но это было одно из самых крепких хозяйств Приморского края. В остальных творилось такое, что сам вид животных и помещений вызывал чувство бессильной злобы. Ничего уже исправить было нельзя никакими «рыночными реформами»…
* * *
…Нет-нет, исправить, конечно, всё можно было. Только не «рыночными реформами». Лекарство для той задрипанной советской экономики было, и лекарство суперэффективное. Другое дело, что его никто не предлагал. Да о нем никто и не слышал. Точнее, о нем давным-давно забыли. Было для экономики лечебное многокомпонентное средство. Только в нем самый главный компонент — власть народа. А не власть партии. Диктатура пролетариата, а не диктатура партии. Но если сама партия тыкала народу в глаза этими разваленными, утопающими в навозе и грязи хозяйствами со словами: это социализм, не работает он, нужны рыночные реформы, вон как фермеры в Америке и Европе живут! — то народ начал мечтать о рыночных реформах, о том, что придёт частник-хозяин и уж как заживем-заживем…
Когда настало время Гайдара и Чубайса, когда мечты идиотов исполнились и им прописали «рыночные реформы», вдруг идиоты почувствовали «легкое» недомогание от этой пилюли. А чего не понравилось? Сами же просили.
Это был настоящий психоз! Требование — рыночных реформ. Частника! Хозяина!
Нужно было взять у коров кровь для исследования на бруцеллез. Прихожу утром на МТФ, прошу у бригадира двух скотников. Скотников нет. Двое на работу не вышли, ночной дежурный скотник валяется в родилке на сене пьяный в нулину, спит. Остался только дядя Гриша Руденко, пенсионер, скучно стало на пенсии, вышел работать скотником. Единственный непьющий и добросовестный человек. Человек сталинской закалки. Но он один. Если я его возьму, то коровники в навозе утонут, некому будет включать транспортеры-навозоудалители и подчищать под коровами.
Пошел к управляющему отделением, выпросил у него по наряду двух рабочих-бухариков. Хоть таких, и то ладно, кровь взять нужно было срочно, уже сроки плановой обработки истекали.
Бухарики были с тяжкого похмелья.
— Григорьич, налей спирта похмелиться.
— Щас! Вы и так едва живые, вам сейчас пробку только понюхать — развезет.
Их задачей было держать корову за рога и нос, пока я из яремной вены набираю в пробирку кровь. Я несколько раз получил рогами по кумполу, несколько раз обещал этим ханурикам закопать их в навозе за сараем живьем. С горем пополам в одном сарае кровь взял. Еще два оставалось. Время обеда. Опять начали ныть и просить похмелиться. На них смотреть было жалко.
— Ладно. По 30 грамм налью. Здесь в сарае два часа проспите, я схожу пообедаю и продолжим.
Выпили. Повеселели. Сидят у меня в амбулатории, курят, о политике рассуждают. Как Горбачев, сука такая, мешает страну реформировать, Ельцина зажимает.
— Ельцин его додавит. Ничего, придет частник на производство, он порядок наведет, этих коммунистов — под сраку, а то жируют на народе, толку от них никакого…
— Придурки, придет частник, вам капец сразу, алкашня хренова, — я не выдержал.
— Чего это нам капец? Вот коммунистам будет капец, они работать только языками могут. Рынок нам нужен. А то молоко дешевле бензина у коммунистов. Крестьяне задарма работают, считай.
— Знаете, что с вами будет при рынке и частнике? Вас вышвырнут с работы и сдохнете, потому как частнику такие работники, как вы, не нужны. От вас на работе один вред, выгоднее вас уволить. Вас только безработицей исправить можно, чтобы знали — не будешь работать, как человек, от голода сдохнешь…
После обеда эти двое не вышли. Точнее, они ушли куда-то, меня не дождались. Я спросил про них у дяди Гриши Руденко.
— Зря ты им, Григорьич, налил. Они пошли догоняться.
— Они и так пошли бы. Со вчерашнего синие оба.
Вы помните это время? Или теперь стыдно вспоминать? Простительно было этим скотникам мечтать о частнике и рынке, но этот психоз завладел почти всем населением доживающего последние месяцы СССР.
