Японцы - Хасэгава Мамору

class="a">[104], где заново провозгласил себя императором. Его двор получил название Южного, а двор императора Комё, находившийся в Киото, называют Северным. Но реальной властью обладали не императорские дворы, а новый сёгунат, основанный Такаудзи. Ставка этого сёгуната находилась в киотском районе Муромати, ввиду чего его чаще называют не сёгунатом Асикага, а сёгунатом Муромати.

За двести тридцать пять лет существования сёгуната Муромати им правили четырнадцать сёгунов из дома Асикага, один из которых Асикага Ёситанэ, пребывал у власти дважды – в первый раз с 1490 по 1493 год, и повторно с 1508 по 1521 год. Регентов-сиккэн в сёгунате Муромати не было, поскольку дома Ходзё, узурпировавший эту должность, в нем никакой роли не играл, да и вообще, после того как последний сиккэн Ходзё Такатоки в 1333 сделал сэппуку, дом Ходзё пришел в упадок. Однако в 1367 году в сёгунате Муромати была учреждена должность советника-канрэй, обладатель которой по влиянию приближался к сиккэну. Должность канрэй по-очередно занималась представителями влиятельных семейств Хосокава, Хатакэяма и Сиба, состоявших в родстве с домом Асикага. Ни одному из упомянутых семейств не удалось сделать эту должность привилегией своего рода. Что же касается корней дома Асикага, то сёгуны выводили свое происхождение от пятьдесят шестого императора Сэйва.

«Незаживающей язвой» сёгуната Муромати стала раздробленность страны, которую никак не удавалось собрать воедино. По сути, представители дома Асикага были не полноценными самовластными правителями, а «старшими среди равных» – наиболее влиятельным самурайским родом, с которым, в той или иной степени, были вынуждены считаться все даймё. Однако же в своих владениях каждый феодал уподоблялся императору и мог творить, что ему вздумается, в том числе и воевать с соседями, чем почти все даймё занимались с большой охотой. Основным предметом спора служили земельные владения, которые сильные отбирали у слабых. Сёгуны ввели удобное для них правило постоянного проживания сюго даймё, наместников провинций, в столице, чтобы те не имели возможности поднимать мятежи. Если дела призывали наместника в его провинцию, то он оставлял в столице в качестве заложников своих сыновей. Подобный порядок должен был обеспечивать лояльность наместников, но те, кто замышлял недоброе, тайком увозили свои семьи из столицы, а кроме того, удаленное руководство провинциями было малоэффективным и способствовало переходу реальной власти в руки крупных местных земле-владельцев, влияние которых со временем стало превышать влияние наместников.

Возвышение помещиков над наместниками получило название «гэкокудзё»[105]. Это явление «вышло за свои рамки», став частью японского менталитета. Последним по времени выражением концепции гэкокудзё стало поведение ряда японских офицеров в годы Второй мировой войны, когда младшие по званию позволяли себе действовать вопреки приказам старших, руководствуясь интересами страны или тем, что они понимали под этим названием. Во времена третьего и последнего сёгуната Токугава с гэкокудзё боролись насаждением конфуцианской системы деления всех членов общества на отдельные группы, каждой из которых было определено ее место в социальной иерархии. Тем не менее брошенные в землю семена давали всходы снова и снова… И в наше время менеджер, дерзнувший выступить против политики руководства компании, черпает силы и уверенность в гэкокудзё, в примере предков, которые осмелились – и смогли.

Классическим примером гэкокудзё может служить судьба Ёсинори, шестого сёгуна из дома Асикага, который правил с 1429 по 1441 год и все это время старательно пытался укрепить свою власть, подавляя и высших сановников (в том числе и советников-канрэй), и провинциальных князьков. С теми, кто не желал подчиняться, Ёсинори поступал весьма сурово, за что и был прозван «крутым сёгуном». В какой-то момент могло показаться, что сёгун Ёсинори достиг желаемого и отныне вся Япония будет подчиняться его приказам, но Ёсинори напоминал дерево, которое растет вверх, забывая о своих корнях. Когда начинает дуть сильный ветер, такое дерево падает.

Не только каждый феодал в своих владениях уподоблялся императору. То же самое можно сказать и о главах семейств, обладавших полной властью в рамках своего клана. А как же иначе, ведь глава семейства был отцом для всех своих родичей, а конфуцианские правила предписывают чтить отцов наряду с правителями. Японцы очень любят Уильяма Шекспира, поскольку большинство его героев являются искренними людьми, а страсти в пьесах кипят нешуточные, но «Короля Лира» они воспринимают как фантастическое произведение, подобное «Звёздным войнам» или «Матрице». Гонерилья и Регана, считающие своего отца-короля старым дураком, воспринимаются японцами как фантастические, выдуманные персонажи. Но этот так, к слову. Важно то, что даже императору или сёгуну не следует встревать в семейные дела, поскольку это не их прерогатива.

Фатальной ошибкой Ёсинори стало вмешательство в дела знатного семейства Хатакэяма, которое вело свое происхождение от Тайра-но Катамоти, основателя дома Тайра. Сёгун заменил властного Мотикуни, главу семейства Хатакэяма, на его безвольного сына Мотинагу, и этот поступок вызвал повальное возмущение среди самурайской знати – каждый патриарх ставил себя на место Мотикуни и понимал, что с «крутым сёгуном» спокойно жить не получится. Роли вершителей судеб взяли на себя Мицусуке, глава знатного семейства Акамацу, и его сын Нориясу. Акамацу вели свой род от шестьдесят второго императора Мураками, иначе говоря, по знатности они не уступали Асикага и пользовались доверием сёгуна, которого не раз принимали в своей столичной резиденции. Застолье, устроенное Акамацу-но Мицусуке 12 июля 1441 года, стало последним в жизни сёгуна Ёсинори, которому отсекли голову прямо за столом. И если кто-то из читателей сейчас горестно вздохнул и подумал о вероломстве представителей семейства Акамацу, то ему нужно учесть одно важное обстоятельство – формально Акамацу мстили за несправедливо смещенного Хатакэяма-но Мотикуни, а месть в представлении японцев не может быть несправедливой, поскольку она призвана восстановить справедливость. Справедливость восторжествовала и в отношении Мицусуке и Нориясу, которым отомстили за гибель своего господина сёгунские вассалы Хосокава Мотицуне и Ямана Содзен, но дело не в том, кто кого убил, а в том, что все старания Ёсинори по укреплению сёгунской власти пошли прахом и никому из его преемников не удалось «захватить Японию в кулак». В конечном итоге раздробленность страны и слабость власти бакуфу привели к падению сёгуната Мураками. Значительный вклад в расшатывание устоев внес восьмой сёгун Ёсимаса, сын Ёсинори. В 1464 году Ёсимаса, у которого не было сыновей, объявил своим преемником младшего брата Ёсими, но годом позже жена сёгуна подарила ему наследника, которого назвали Ёсихисой, и потребовала изменить ранее принятое решение, чтобы девятым сёгуном стал Ёсихиса, а не Ёсими. Конфликт между Ёсимасой и Ёсими, который не желал уступать своего права на власть, дарованного ему старшим братом, привел к гражданской войне, длившейся с 1467 по 1477 год и получившей название смуты годов Онин. Эта десятилетняя смута плавно перетекла в столетнюю, известную как Эпоха воюющих провинций.