История евреев в Европе от начала их поселения до конца XVIII века. Том 4. Новое время (XVII-XVIII век): переходная эпоха до французской революции 1789 г. - Семен Маркович Дубнов

Признаком времени было также возобновление канонического закона, запрещавшего евреям держать христианскую прислугу. Еще в 1653 г. Ян-Казимир подтвердил этот старый закон. Через десять лет виленский епископ донес королю, что евреи, вопреки сеймовой конституции, Литовскому Статуту и недавнему королевскому универсалу, продолжают держать в своих домах христианскую прислугу, — и король издал второй универсал (1663), в котором повелевалось строго соблюдать закон о прислуге, так как в противном случае можно опасаться «дальнейших кар Божиих на вверенное нашему попечению государство».

В этом объяснении сказалось все польское благочестие того времени: возврат к церковным канонам казался верным способом умилостивления Бога. Но осуществлять каноны, как известно, было трудно во все времена и во всех странах, а тем более в тогдашней Польше. Занятые в сельской аренде, винокурении и шинкарстве евреи не могли обходиться без наемного труда христиан, так что стеснение в этих занятиях могло причинять шляхте и королевской казне большой убыток. Об этом представитель брестской общины, «школьник» Левка Иозефович, от имени всех литовских евреев довел до сведения правительства. Тогда преемник Яна-Казимира, король Михаил, издал универсал, в котором разъяснил, что запрещается держать христианскую прислугу только постоянную, нанятую на годичный срок, поденных же и недельных рабочих на винокурнях, в шинках и для ухода за скотом можно нанимать свободно, тем более что это доставляет заработок бедному христианскому люду (1670). Однако в том же году варшавский сейм счел нужным восстановить запрет христианской прислуги для евреев без всяких оговорок, с мотивировкой в церковном стиле: «дабы не усилились лжеверие и своеволие жидов». Заодно были возобновлены и другие ветхие каноны: евреи обязывались сидеть дома и не ходить по улицам во время прохождения церковных процессий, а также отходить в сторону при встрече со священником, несущим «святую евхаристию». Той же сеймовой конституцией евреям запрещалось брать по денежным ссудам больше 20 процентов годовых. Впрочем, последняя репрессия большого значения не имела: после всеобщего разорения еврейские кредитные операции сильно сократились и все более уступали место операциям католического духовенства. Разбогатевшая от жатвы смерти и возросшего благочестия, братия монастырей разных орденов пускала в оборот хранившиеся там капиталы, взимая приличные проценты, и часто стесненные кагалы брали взаймы значительные суммы у местного монастырского духовенства. Это привело впоследствии к той задолженности кагалов у монастырей, которая причиняла немало забот еврейским общинам XVIII века.

§ 10. «Тумульты» в городах и призрак мессии

Моральное одичание масс, обычное следствие продолжительной войны, отразилось и на судьбе евреев. После многолетних упражнений в человекоубийстве понизилась ценность человеческой жизни. Усилились буйства толпы, «тумульты», как это называлось в польских актах. Кровавые призраки носились в воздухе. Среди суеверных масс, вдохновляемых иезуитскими монахами, создалась благоприятная почва для кровавого навета против евреев. Уже в год прекращения войны возобновила свою деятельность «ритуальная инквизиция». В Пасху 1657 года в литовском местечке Ружаны был обнаружен во дворе еврея изуродованный труп христианского младенца, очевидно подброшенный туда, и представители кагала были привлечены к суду по обвинению в ритуальном убийстве. Процесс тянулся больше двух лет, и так как виновных не нашли в еврейской общине, то суд решил покарать всю общину казнью двух лучших ее представителей, рабби Израиля и Товии (осень 1659). В молитве о мучениках («селиха»), написанной сыном одного из них, сохранилось следующее описание этого судебного убийства:

«Восстали на меня враги мои, расставили мне сети в виде ложного навета, дабы погубить достояние мое. Они взяли мертвые тела, сделали на них порезы и, злобствуя лукаво, говорили: вот иудеи злосчастные пьют и сосут кровь убиенных и питаются детьми иноплеменников!.. Наши заклятые враги потянули нас в свой суд. Собрались они в неделю, что перед Рош-Гашана, эти злодеи, превратившие суд в отраву. Коварный и злой нечестивец судил только по усмотрению глаз своих, без свидетелей, судил безвинных и безгрешных, дабы пролить чистую кровь. Толпа злодеев завершила извращенный суд и сказала: выберите (для казни) двух иудеев, какие вам понравятся. Прекрасная чета попалась в сети: святые рабби Израиль и рабби Товия выделились из среды общины. Друг другу они подали руку и сказали: «Будем мужаться, будем готовиться к жертве. Будем агнцами для заклания: ведь мы угнездимся под крыльями Бога». В шестой день вывели на казнь этих святых мужей и приготовили жертвенник. Гнев Божий разразился в год Воздаяния[11], в праздник Воспоминания (Рош-Гашана). Горечь смерти ждала (мучеников) посреди площади. Они исповедались, говоря: «Согрешили мы перед Богом. Освятим же имя Его, как Ханания, Мисаил и Азария». Обратились они к палачу и сказали: «Дай нам срок на один час, и мы воздадим Богу хвалу». Уста нечестивые, обманчивые уста тех, которые гоняются за ветром и почитают тленные иконы, соблазняли их чуждыми верованиями[12]. Тут вскричали святые мужи: «Отойдите, нечистые! Разве мы отречемся от Бога живого и пойдем скитаться по деревьям!..» Святой Израиль простер свою шею и закричал изо всей силы: «Слушай, Израиль, Бог наш — Бог единый!» И протянул палач руку за мечом, и разбился драгоценный сосуд. Увидел это святой Товия и воскликнул: «Блажен ты, Израиль, ибо ты первый ушел в царство света. Я иду за тобой». И палач убил его, как и первого».

Были еще попытки создать ритуальные процессы в разных местах Литвы и Короны. В Кракове доминиканским монахам удалось поставить на сцене более оригинальную пьесу из своего репертуара: на тему о богохульстве. Здесь тогда кипел религиозный бой в связи с гонениями на секту «ариан», как называли в Польше радикальных протестантов, или евангелистов. В диспутах между представителями разных вероисповеданий принимал участие и образованный еврей Мататия Калагора, аптекарь по профессии. Однажды он имел неосторожность вступить в религиозный спор с патером-доминиканцем. Священник пригласил его в монастырь для диспута, но еврей уклонился, обещая изложить свое мнение в письме. Через несколько дней священник нашел в церкви у алтаря записку, написанную по-немецки и содержавшую самые резкие отзывы о культе Матери Божией. Записка, вероятно, была подброшена кем-либо из гонимых христианских сектантов, боровшихся против культа Марии, но доминиканец решил, что ее написал Калагора, и возбудил против него процесс о богохульстве. Суд королевского замка допросил обвиняемого под пыткой, но не добился сознания; свидетели удостоверяли, что Калагора не умел даже писать по-немецки (выходец из Италии, он объяснялся с доминиканцем по-итальянски). Тем не менее суд приговорил несчастного к сожжению на костре. Встревоженная еврейская община подняла шум и добилась того, чтобы дело было перенесено в высший трибунал в Петрокове. Осужденного в кандалах доставили в Петроков. Но