История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

Подобное заявление, хотя и противное мнению большинства, оставляло немного предметов для обсуждения, и участники Совета, не имея другого выхода, быстро решили выступать на следующий день к Ротерему, а утром собрать войска на общий смотр. Офицеры уже встали из-за стола и готовились отдать приказы во исполнение только что принятого плана, когда в дверь внезапно постучал какой-то человек. Его пригласили войти; оказалось, что это трубач, отправленный в свое время из Кардиффа в шотландскую армию с письмом к ее главнокомандующему графу Ливену, который держал его затем при себе до самого Бервика и лишь там отпустил восвояси. Король спросил трубача, что он слышал о маркизе Монтрозе, и тот ответил, что последние дошедшие до него новости о маркизе таковы: Монтроз находится где-то около Стерлинга и продолжает отход на север; Дэвид же Лесли стоит в Лотиане со стороны Эдинбурга, а шотландская армия располагается между северным Аллертоном и Ньюкаслом. Столь неожиданные известия вдребезги разбили прежний план, и сам лорд Дигби заявил, что королю теперь ни в коем случае нельзя идти вперед, но следует немедленно возвратиться в Ньюарк, с чем все согласились; назначенный же на следующее утро общий сбор армии отменен не был. Когда войска построились, король объявил, что хотя сам он не считает целесообразным идти на север, однако находит совершенно необходимым, чтобы сэр Мармадьюк Лангдейл со своей кавалерией выступил в этом направлении и попытался соединиться с Монтрозом. Произнеся эти слова, король посмотрел на сэра Мармадьюка, а тот, бодро изъявив готовность исполнить волю Его Величества, сказал, что у него есть одна-единственная просьба к Его Величеству — чтобы командующим стал лорд Дигби, а он, сэр Мармадьюк, находился у него в подчинении. Все присутствовавшие пришли в изумление от того, что им довелось услышать, ведь ни о чем подобном на Совете не было сказано ни слова; но когда лорд Дигби с такой же готовностью принял командование, каждый заключил, что король и эти двое обо всем договорились заранее.

Никто против этих предложений не возразил, а потому тут же, на месте, был составлен и подписан Его Величеством патент о назначении лорда Дигби главнокомандующим всех войск, уже набранных и имеющих быть набранными по ту сторону Трента; с этим патентом на руках лорд Дигби немедленно оставил короля, взяв с собой с общего сбора всю северную кавалерию, с сэром Мармадьюком Лангдейлом и сэром Ричардом Хаттоном, шерифом Йоркшира, а также графов Карнворта и Ниддисдейла и еще нескольких шотландских джентльменов. Он выступил в поход во главе полутора тысяч кавалеристов (в одно мгновение таким образом превратившись в военачальника) и немедленно двинулся к Донкастеру.

Поскольку этой экспедиции суждено было очень быстро завершиться, то и рассказ о ней стоит закончить здесь же, ведь впоследствии нам не представится повода к нему вернуться. Будучи в Донкастере, лорд Дигби получил известие, что в одном городке в двух-трех милях от Донкастера, немного в стороне от пути предполагаемого похода, находится тысяча вновь набранных Парламентом пехотинцев; их он и решил атаковать на следующее утро и сделал это с таким успехом, что все вражеские солдаты побросали оружие и разбежались, после чего Дигби продолжил марш к Шерборну, где остановился, чтобы дать отдых войскам. Там он узнал, что к нему приближаются несколько эскадронов под начальством полковника Копли. Дигби немедленно приказал своим людям садиться на лошадей и, взяв с собой немногие готовые к бою эскадроны, выступил с ними из города. Обнаружив, что Копли занимает выгодную позицию, Дигби, не дожидаясь подмоги из Шерборна, тотчас же храбро атаковал и разбил большую часть неприятельского отряда, который после недолгого сопротивления обратился в бегство. Конница короля погнала врага чрез Шерборн, где в это время отдыхали кавалеристы из других эскадронов Дигби — которые, увидев бегущих в полном беспорядке всадников, заключили, что это их товарищи, уже разгромленные врагом. Охваченные не меньшей паникой, они вскочили на коней и пустились наутек с такой же быстротой, как и неприятели; те и другие выбирали себе пути, более, как им казалось, удобные для спасения. Воспользовавшись этим, единственный не разгромленный вражеский эскадрон, остававшийся на поле боя, атаковал лорда Дигби и все еще находившихся при нем офицеров и джентльменов, которым пришлось отступить в Шерборн, потеряв при этом сэра Ричарда Хаттона (достойного и доблестного джентльмена, сына и наследника весьма почтенного судьи, знаменитой в своем поколении особы) и еще несколько человек — а также личные вещи самого лорда Дигби, в том числе его кабинет с бумагами, которые, по обнародовании их Парламентом, дали немало пищи для разговоров.

Большая часть рассеявшихся кавалеристов вновь собралась в Скиптоне; с ними, без новых злоключений, лорд Дигби прошел через Камберленд и Вестморленд и достиг Дамфриса в Шотландии; после чего, не получив никаких указаний ни о направлении дальнейшего марша, ни о местонахождении Монтроза, и еще хуже себе представляя, как они могли бы теперь возвратиться в Англию, не попав при этом на границе в руки шотландской армии, упомянутый лорд, два графа и большинство других офицеров, совершенно отчаявшись, сели на корабль и отплыли на остров Мэн, а вскоре затем — в Ирландию, где мы их теперь и оставим, как оставили они своих кавалеристов, которым пришлось самим заботиться о своем спасении. Так, буквально за несколько дней пришел конец и полуторатысячному конному отряду, выступившему в поход на север, и полководческой карьере лорда Дигби. Но если бы не этот поразительный случай, когда бегущий неприятель обратил в бегство его собственные эскадроны (а величайшие несчастья, выпадавшие на долю этого знатного человека, в продолжение всей его жизни случались обыкновенно именно тогда, когда он уже был близок к достижению своих целей), то Дигби, вне всякого сомнения, сделался бы владыкой Йорка и всего севера, ведь Парламент не имел в тех краях никаких других войск (если не считать гарнизоны), кроме пехоты, которой он нанес поражение в самом начале, и кавалерии, которую он почти разгромил. Сам же Дигби обладал столь восхитительно легким нравом и складом ума, что впоследствии скорее испытывал радость и восторг от сознания того, что ему все же удалось так далеко продвинуться, относя это на счет собственного мужества и военного таланта, нежели унывал и печалился из-за конечного неуспеха, объясняя его действием причин внешних и случайных, за которые он-де никакой ответственности не несет.

Когда лорд Дигби и сэр Мармадьюк Лангдейл оставили короля, Его Величество, с восьмьюстами всадниками собственной гвардии и войсками лорда Джерарда, возвратился в Ньюарк, где вскоре узнал о неудаче,