История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

улусным султанам XVI в. Очень показательно в этом отношении, что и жузы претерпели определённые изменения: к 20-м годам XVIII в. во всех трёх жузах появились вместо биев свои ханы, родословная которых очень запутанна. С тех пор жузы превратились в самостоятельные ханства, которые, однако, не имели особых названий, и хан каждого жуза соответственно назывался ханом Улу жуза, ханом Орта жуза, ханом Кизи жуза»[905]. В 2000 году он развил эту идею в статье «Казахское ханство и казахские жузы».

По его мнению, переход от улусов к жузам связан с изменением быта казахских племён. «Переход от кочевания в кибитках на колёсах к разборным юртам был крупным изменением быта кочевого населения Дешт-и-Кипчака, и этот фактор предопределил наряду с родственными и генеалогическими связями племён и родов внутри единой политической общности ещё и связи территориальные в границах относительно устойчивых зон постоянных перекочевок. Такого рода зоны никак не совпадали с улусным (административным) или тюменным (военным) дроблением общегосударственной территории, и отношения внутри этих зон не могли регулироваться возглавлявшими улусы царевичами-чингизидами. Новые территориально-родовые связи требовали иных регуляторов, и ими стали «большие люди» пастбищных общин — бии, «национальная» аристократия, элита социальной группы кара-суйек («чёрная кость». — Ред.), почитаемые за знания и умение интерпретировать многовековое народное право, многовековые обычаи, только и позволяющие сохранять в степи присущее кочевым скотоводам мироустройство. Именно вокруг биев начала формироваться та паутина межродовых внутртерриториальных связей, которая постепенно превращала стихию кочевых племён в хозяйственное и культурное сообщество, агрегация которого осуществлялась единственно возможным тогда способом — через установление генеалогических и иерархических взаимоотношений между родами и племенами, между аульными пастбищными общинами. Новые структуры и их главы — бии отнюдь не стремились разрушить или нарушить уже установившуюся политическую и административную структуру Казахского ханства с её улусами, но для обозначения сформировавшихся зональных сообществ они должны были использовать какие-то термины, выходившие за рамки родоплеменных обозначений и никак не задевавшие обозначения, связанные с высшим военно-политическим управлением. Очевидно, таким термином и стал жуз (буквально «сто», «сотня»)»[906]. В основе данной концепции лежит смена улусов монгольского времени на новую систему организации, присущую уже казахскому обществу. И главное, жуз рассматривается в качестве альтернативы организационным системам предшествующего монгольского периода.

Причём, по мнению Турсуна Султанова, новая система не исключала прежнюю. При этом получается, что связующим звеном между ними как раз и были чингизиды, которые и в первом и во втором случае выступали в качестве правящей элиты. Налицо компромисс, который предлагает объяснить процесс образования жузов через эволюцию системы хозяйствования, которая сопровождалась появлением новой элиты, биев, что и привело к необходимости нового территориального деления казахского общества. «Становление жузов происходило неодновременно, и скорее всего, этот процесс начался в Семиречье, распространившись оттуда на центральную, а вслед затем и западную части Казахского ханства. Отсюда, возможно, и иерархия жузов, когда Старшим и первоначально влиятельным стал именно Семиреченский жуз, а Орта (Средний) жуз и Киши (Младший) по времени своего проявления (хотя и не уступали по численности племён и территориям Старшему) оказались генеалогически на более низких ступенях»[907]. Фактически речь идёт о своего рода попытке модернизации прежней формационной теории по вопросу происхождения жузов.

Очень характерна временная последовательность их формирования, начиная с Семиречья налицо процесс хозяйственных перемен, образования на их основе территорий «устойчивых зон постоянных перекочевок». Хотя Султанов не называет «три естественные зоны для ведения пастбищно-кочевого хозяйства», как это делал Асфендиаров и другие сторонники формационной теории в их привязке к трём казахским жузам. Но, несмотря на то что Султанов признаёт фактор существования политической традиции влияния чингизидов, он остаётся в рамках формационной теории. Несомненно, что сама идея перехода от улусов чингизидов к казахским жузам выглядит весьма привлекательно, но автор не смог её обосновать.

Помимо вышеупомянутых версий за годы изучения вопроса предпринимались самые разные попытки найти на него ответ. Стоит привести некоторые из них. Так, Юрий Зуев предложил объяснить происхождение жузов традиционным военно-политическим разделением кочевых народов на три крыла: правое, центр и левое. По его мнению, «термин орта, переводимый, как «средний», несомненно, был лишён этого значения в возрастном отношении. На наш взгляд, более правомерно передавать его русским эквивалентом «центр», «центральный», подразумевая при этом наличие двух крыльев, левого и правого, то есть существование военно-племенной организации, оформленной по триальной системе, известной из истории древнетюркских и монгольских племён Центральной Азии»[908]. В принципе это могло иметь место, однако в этом случае логичнее было просто воспроизвести систему крыльев. В то же время за период с конца XV века, времени образования Казахского ханства, до начала XVII века в его структуре не было крыльев.

Возможно, потому, что первые казахские ханы ассоциировали себя как принадлежащих к левому крылу улуса Джучи. Кроме того, к началу XVII века распределение по крыльям потеряло своё прежнее значение. Так, те же ойраты, хотя и принадлежали к правому крылу монгольской армии, отсюда и название джунгар (так называлось правое крыло, левое — соответственно барунгар), в собственном ханстве уже не распределялись по крыльям.

Ещё одну версию предложили Вениамин Востров и Марат Муканов. Они полагали, что «огромные территории Казахстана, обусловившие слабость экономических связей отдельных её районов, отсутствие единой экономики и центральной власти, могущей противопоставить врагу объединённые силы казахской народности, неизбежно привели к усилению роли и значения существующих на этой территории трёх обособленных географических районов, являющихся когда-то древними этническими центрами трёх групп племён»[909]. При этом «территория каждого из этих районов является как бы этническим центром определённой группы родственных или близких им племён, являющихся тем этническим ядром, вокруг которого консолидировались менее древние, менее сильные, а также пришлые элементы»[910]. Следуя данной логике, оставалось только найти такие древние этнические группы, которые были достаточно сильны для того, чтобы послужить центром объединения целой группы родственных племён. По мнению указанных авторов, «основу Старшего жуза составили древние уйсуны, жившие в Семиречье. Вокруг них сплотились остальные племена. Средний жуз сложился на базе древнего кипчакского союза племён в Северном и Центральном Казахстане. Ну а Младший жуз, соответственно, на базе племени алшын, жившем в Западном Казахстане»[911]. Данные авторы предприняли попытку объединить существующую каноническую в то время естественно-историческую версию с данными о родоплеменном составе каждого из жузов. Последняя тема являлась их специализацией. Они опирались на уже существующие данные о племенах, входящих в состав казахских жузов и предполагали, что племена не меняли своего местоположения в течение столетий. При этом бросается в глаза, что авторы исходили из общеизвестных легендарных названий