История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

«Перенос столицы при Пин-ване на восток страны, в г. Цзяжу или, согласно другой версии, в г. Лои (Чэнчжоу), был вызван тем, что земли западночжоуского домена вместе с их древними столичными городами в результате смуты оказались во власти «варваров»»[47]. «Варварами» в Древнем Китае называли многочисленные племена различного этнического происхождения, которые проживали как на периферии чжоуского мира, так и внутри него, но при этом не смешивались с ним, сохраняя свою идентичность и целостность структуры организации. «На границах западночжоуской державы и внутри её, как и в эпоху Шан, имелись многочисленные этнополитические образования, которые отказывались признавать западночжоускую систему властвования. Согласно традиции создателей всех этих этнополитических образований считали «варварами», отличными по языку и культуре от шанцев, чжоусцев и других «истинно китайских» племён. Тех «противников» западночжоуской государственности, районы обитания которых находились в непосредственной близости к домену западночжоуских ванов в долине реки Вэй, разновременные источники обычно именуют жунами. Несомненно, что это условное обозначение, служившее элементом древнекитайской картины мира, не было передачей какого-либо определённого этнонима. Когда древнекитайские авторы стремились уточнить ситуацию, складывавшуюся на «варварской» периферии чжоуского домена, они различали отдельные группы жунов с помощью дополнительных обозначений, содержащих топонимы, названия правящих родов и т.д.»[48]. Среди тех, кого древняя китайская традиция называла жунами, были как оседлые племена, так и кочевые, приходившие с запада. При этом они, возможно, различались по этническому происхождению и говорили на разных языках. Поэтому определение «жуны», скорее всего, не имело этнического смысла и не относилось к тому или иному конкретному племени. Это фактически был идентификационный признак всех некитайских племён.

Указанные выше жуны были только одним из применяемых древними китайцами определений в отношении соседних с ними племён. «Слово «жун» поначалу, очевидно, имело значение «военный» и лишь потом стало использоваться по отношению к народу»[49]. Причём термин явно носил обобщающий характер. Он мог, например, отражать особые военные характеристики тех племён, с которыми чжоусцам приходилось иметь дело, или туугрозу, которую они представляли. То есть жунами называли все племена, жившие с определённого географического направления, в данном случае западного или северо-западного. С другой стороны, свои обобщающие определения имелись и для племён, проживавших рядом с древними китайцами и с прочих географических направлений. «Со временем китайцы стали употреблять эти термины в «условной» манере; так, «Ли Цзи» сообщает, что «и — это некитайские обитатели востока, мань — юга, жуны — запада, а ди — севера». Уже в начале периода «Весен и Осеней» варваров в целом обозначали такими сочетаниями, как жуны-ди и мань-и»[50]. Стоит обратить внимание на упомянутое в данной цитате одновременное использование сразу двух обобщающих названий в комбинированном виде — жуны-ди и мань-и. Очень похоже, что таким образом древние китайцы отражали своё восприятие взаимодействия или контактов, которые наверняка происходили между племенами, проживавшими вокруг Китая в пограничных зонах по соседству друг с другом.

Например, это могло быть связано с объединением усилий разных племён для достижения тех или иных политических целей или их смешанное проживание на одной определённой территории. Такое проживание могло быть результатом переселений. Чжоусцы наверняка фиксировали все эти перемены. Со своей стороны, с помощью использования комбинированных названий они как раз и могли отражать произошедшие у соседей перемены. По крайней мере, это могло продолжаться какое-то время, по истечении которого данные комбинированные названия, скорее всего, уступали место одному из обобщающих терминов. В дальнейшем, по крайней мере при рассмотрении одной конкретной ситуации, имеющей отношение к нашему исследованию, снова необходимо будет обратиться к данной китайской практике двойственного определения своих соседей.

Перенос столицы после поражения от жунов на восток вызвал серьёзные изменения в структуре организации государства Чжоу. Главным здесь стало резкое снижение роли чжоуского вана как главы государства. Его личные владения сократились до крайне незначительных размеров. «Количество земель и населения, находившихся в собственности сына неба, было сведено к минимуму»[51]. На этом фоне резко возросло значение отдельных самостоятельных владений. «С ослаблением дома вана он был уже не в состоянии содержать прежний чиновничий аппарат. Поэтому чиновники и ремесленники непрерывно рассеивались по княжествам»[52]. Одновременно с падением Западного Чжоу произошло усиление некитайских племён, которые вступили в острую конкурентную борьбу с многочисленными самостоятельными чжоускими владениями. Здесь важно отметить, что различные племена и собственно древнекитайские владения часто были расположены чересполосно. Это представляло большую проблему для чжоуского Китая.

Дело в том, что по своей организации древнекитайское общество в эпоху Чжоу ещё не обладало над племенами особым системным преимуществом. В этой связи был весьма показателен сам факт длительного проживания большого числа нечжоуских племён как внутри древнекитайского общества, так и по соседству с ним, при одновременном сохранении ими не только политической и экономической самостоятельности, но и племенной идентичности. В эпоху Чжоу только превосходства китайской культуры и её несомненного обаяния было недостаточно для интеграции всех этих племён в одно древнекитайское общество.

В любом случае в этот период у древних китайцев не было организационного преимущества над «варварскими» племенами. Когда же произошло ослабление власти чжоуского вана, то отдельным владениям или княжествам пришлось вести с ними конкурентную борьбу, каждому по отдельности. При этом чжоуские владения состояли из китайских родовых кланов, которые являлись прямым результатом эволюции исторической родоплеменной общины, прошедшей период разделения труда и связанной с ним общественной стратификации.

Обычно развитие государства и связанных с ним институтов тесно сопряжено с эволюцией первоначальной родоплеменной общины, которая, в свою очередь, являлась результатом развития традиционных больших семей-кланов. То есть оседлые общины постепенно двигались от раннего племени к протогосударству, в рамках которого происходили поэтапная специализация в организации труда и соответствующее социальное разделение. В самом общем смысле, с одной стороны, выделялись те, кто производил материальные ресурсы, с другой — те, кто контролировал их распределение и осуществлял управление ими. К задачам последних, их часто называли аристократией, относились в том числе и функции обеспечения защиты от внешней угрозы.

Однако прежняя связь между кланом и аристократией, восходящая к племенным отношениям, в рамках такого большого клана или нового протогосударства ещё не была нарушена. Она обеспечивала ему определённую устойчивость, так как аристократия могла рассчитывать на былую племенную солидарность или, по крайней мере, на сохранившуюся инерцию. Поэтому и государство на Древнем Востоке зачастую состояло из набора некоторого количества организационных единиц, которые происходили из прежних племён, сохранявших свою самостоятельность. Особенно благоприятные условия для этого обычно существовали там, где география и природный ландшафт позволяли отдельным общинам сохранять самостоятельность. Например, такие условия были в городах-государствах Месопотамии, среди