Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

во вражеские руки, и находчивые командиры иногда вбрасывали его во вражеские ряды, чтобы побудить своих подчиненных решиться на отчаянную атаку. В сражении первые ряды пехоты обрушивали на врага, находившегося на расстоянии десяти-двадцати шагов, град дротиков — коротких деревянных копий с железными наконечниками; в это же время пращники и лучники, размещенные на флангах, атаковали при помощи стрел и камней, а кавалерия пускала в ход мечи и пики. Рукопашные схватки посредством коротких мечей становились венцом и решающим моментом боя. Во время осады тяжелые деревянные катапульты, действовавшие посредством натяжения или кручения, метали десятифунтовые камни на расстояние свыше трехсот ярдов; огромные разрушительные тараны, подвешенные на тросах, оттягивались, словно качели, назад, чтобы затем врезаться во вражеские стены; возводилась наклонная земляная насыпь, укрепленная строевым лесом, на нее вкатывались башни на колесах, откуда на врага сыпались метательные снаряды{73}. Вместо массивной и неповоротливой фаланги, которая, похоже, была перенята в эпоху ранней Республики у этрусков, около 366 г. до н. э., легионы стали разбиваться на манипулы[16], из двух центурий каждая; между манипулами оставалось свободное пространство, и манипулы, занимавшие следующий ряд, прикрывали эти открытые промежутки. Такая организация позволяла быстро усиливать один ряд при помощи следующего и быстро сосредоточивать манипулы для отражения фланговой атаки, она давала простор искусству индивидуального боя, правилам которого римский солдат был обучен особенно хорошо.

Главным фактором успеха этой армии была дисциплина. Юный римлянин начинал обучение военному искусству еще в детские годы; он изучал его прежде всех остальных и проводил десять формировавших его личность лет на поле боя или в военном лагере. Трусость была в этой армии неискупимым грехом и каралась истязанием до смерти{74}. Командующий имел право обезглавить любого солдата или офицера не только за бегство с поля боя, но и за всякое отклонение от приказа, вне зависимости от того, сколь благополучным оказывался исход событий. Дезертиры и воры наказывались отсечением правой руки{75}. Пища в лагере была скромной: хлеб или каша, немного овощей, кислое вино, изредка мясо; римская армия покорила мир, находясь на вегетарианской диете; воины Цезаря роптали, когда у них выходило все зерно и им приходилось питаться мясом{76}. Труды были столь тяжки и продолжительны, что солдаты просили командиров о битве вместо них; доблесть становилась лучшей частью благоразумия. До 405 г. до н. э. солдат не получал никакого жалованья, а после 405 г — весьма незначительное; однако ему было позволено в соответствии с его рангом принимать участие в разделе трофеев — драгоценных металлов, денег, земель, рабов, движимого имущества. Такое воспитание производило не только храбрых и энергичных солдат, но и способных и бесстрашных полководцев; дисциплина повиновения развивала и командный талант. Армия Республики проигрывала сражения, но ни разу не проиграла войны. Люди, закаленные стоическим воспитанием и жестокими зрелищами и привыкшие к презрительной фамильярности со смертью, добились побед, которые привели к покорению Италии, затем Карфагена и Греции, наконец, всего Средиземноморья.

Такова была в целом та «смешанная конституция», которой как «лучшим из всех существующих режимов» восхищался Полибий: ограниченная демократия проявлялась в законодательной суверенности народных собраний, аристократия — в лидерстве патрицианского сената, спартанская «диархия» — в кратком царствовании консулов, монархия — в деятельности назначавшихся в критических случаях диктаторов. В сущности, это была аристократия, в которой древние и богатые семейства благодаря своим возможностям и привилегиям управляли государством на протяжении столетий и обеспечивали устойчивую преемственность римской политики, преемственность, в которой таился секрет римских свершений.

Но у этого строя были и свои недостатки. Он представлял собой неуклюжую конструкцию из сдержек и противовесов, в которой любой приказ в мирное время мог быть отменен противоположным приказом. Разделение властей способствовало свободе и — до времени — было препятствием для злоупотреблений; с другой стороны, оно приводило к величайшим военным катастрофам наподобие каннской, оно превращало демократию в правление толпы и привело в конечном итоге к перманентной диктатуре принципата. Что поражает нас, так это то, сколь долго просуществовала эта система (508–30 гг. до н. э.) и сколь многого она достигла. Возможно, причина такой устойчивости — умение приспосабливаться к самым неожиданным переменим и гордый патриотизм, воспитывавшийся в семье, школе, храме, армии, народном собрании и сенате. Преданность государству знаменовала собой зенит Республики, как беспрецедентная политическая коррупция — ее падение. Рим оставался великим, пока у него было достаточно врагов, чтобы заставить его хранить единство, проницательность и отвагу. Когда все противники оказались повержены, он расцвел на миг и начал умирать.

III. ЗАВОЕВАНИЕ ИТАЛИИ

Никогда не доводилось Риму попасть в такое плотное кольцо врагов, как после превращения его из монархии в слабый город-государство, контролирующий только 350 квадратных миль территории, что эквивалентно площади квадрата со стороной в девятнадцать миль. Пока Ларс Порсенна вел к нему свои войска, многие из соседних общин, покоренных прежде римскими царями, вернули себе свободу и образовали Латинский Союз, чтобы противостоять притязаниям Рима. Италия представляла собой разношерстную смесь независимых племен или городов, каждый из которых имел собственное правительство и разговаривал на своем языке: на севере жили лигуры, галлы, умбры, этруски, сабиняне; южнее их — латины, вольски, самниты, луканы, бруттии; вдоль западного и южного побережий греческие колонисты населяли Кумы, Неаполь, Помпеи, Пестум, Локры, Регий, Кротону, Метапонт, Тарент. Рим находился в самом центре, стратегически весьма выгодном для экспансии, но в то же время опасно открытом для атаки одновременно со всех сторон. Его спасением стало то, что враги редко объединяли свои действия против него. В 505 г. до н. э., когда Рим был в состоянии войны с сабинянами, могущественный сабинский род Клавдиев перешел на его сторону и получил права римского гражданства на благоприятных условиях. В 449 г. до н. э. сабиняне потерпели поражение; в 290 г. до н. э. все их земли были аннексированы Римом, и в 250 г. они получили полное римское избирательное право.

В 496 г. до н. э. Тарквинии убедили часть латинских городов — Тускул, Ардею, Ланувий, Арицию, Тибур и другие — объединиться в войне против Рима. Столкнувшись с этим, безусловно, слишком мощным альянсом, римляне назначили своего первого диктатора — Авла Постумия; у озера Регилл они одержали спасительную победу, получив помощь, уверяют они, от богов Кастора и Поллукса, покинувших Олимп, чтобы сражаться в римском строю. Через три года Рим заключил договор с Латинским Союзом, по которому стороны торжественно обещали, что «между римлянами и латинскими городами будет мир, покуда стоят земля и небо… Обе стороны будут получать одинаковую долю во всех