Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

избран в число четырех эдилов, обязанных следить за состоянием здании, акведуков, улиц, рынков, театров, публичных домов, трактиров, за проведением полицейских судов и устройством общественных игр. Если и здесь его ожидала удача, он мог стать одним из четырех преторов, которые в военное время возглавляли армии, а в дни мира действовали в качестве судей и толкователей законов[15].

Приблизительно в этой точке своей карьеры (cursus honorum), или последовательности прохождения должностей, гражданин, прославившийся своей незапятнанной репутацией и разумным суждением, мог быть назначен одним из двух цензоров («оценщиков»), избиравшихся раз в пять лет центуриатным собранием. Один из них должен был осуществлять пятилетнюю перепись граждан и устанавливать размеры их имущества для соответствующего обложения налогами и определения их политического и военного статуса. Цензоры были обязаны изучить нрав и послужной список кандидата на государственный пост; они следили за женской добропорядочностью, воспитанием детей, обращением с рабами, сбором или откупом налогов, строительством общественных зданий, сдачей внаем государственного имущества и заключением сделок, наконец, правильностью обработки земли. Они могли понизить в ранге любого гражданина или убрать из сената любого его члена, которого находили виновным в безнравственности или преступлении; на эту часть цензорских полномочий не распространялось право вето любого другого магистрата или собрания. Они могли попытаться воспрепятствовать распространению расточительных привычек посредством повышения налога на роскошь. Они готовили и обнародовали план расходов из государственного бюджета на пятилетний срок. По истечении восемнадцати месяцев пребывания на своем посту они собирали граждан на торжественную церемонию национального очищения (lustrum), означавшего сохранение сердечных отношений с богами. Аппий Клавдий Цек (Слепой), правнук децемвира, первым сделал цензорство должностью, не уступающей в достоинстве консулату. Во время своего цензорства (312 г. до н. э.) он построил Аппиев акведук и Аппиеву дорогу, выдвинул в сенат богатых плебеев, реформировал земельные законы и государственные финансы, помог сокрушить жреческую и патрицианскую монополию, проявлявшуюся в манипуляциях законодательством, оставил свой след в римской грамматике, поэзии и риторике, наконец, благодаря произнесенной им со смертного одра речи против Пирра предопределил завоевание Римом Италии.

Теоретически, один из двух консулов («советников») должен был происходить из плебеев; на деле, на эту должность плебеи избирались очень редко, потому что даже плебс предпочитал видеть на посту, на котором приходилось иметь дело чуть ли не с каждым аспектом исполнительской деятельности в дни войны и мира на всем пространстве Средиземноморья, — видеть на нем образованного и испытанного человека. Накануне выборов находившийся при исполнении своих обязанностей магистрат исследовал положение звезд, чтобы определить, благоприятствуют ли они выставлению нескольких кандидатур; председательствуя следующим утром на центуриатном собрании, он мог предложить выбор только из тех кандидатов, которые предыдущим вечером получили благоприятные предзнаменования{64}; таким образом аристократия сдерживала «выскочек» и демагогов, и в большинстве случаев народное собрание, устрашенное знамениями или просто запуганное, молча сносило благочестивый обман. Кандидат лично присутствовал при голосовании, облаченный в простую белую (candidus) тогу, чтобы подчеркнуть простоту своего образа жизни и, может быть, сделать более заметными полученные им в боях шрамы. Будучи избран, он вступал в должность 15 марта следующего года. Консул становился особой священной, ибо он руководил самыми торжественными обрядами государства. В мирное время он созывал сенат и народное собрание, выдвигал законопроекты, следил за законностью и в целом являлся исполнителем правовых предписаний. В дни войны он набирал армии, сосредоточивал денежные средства и разделял со своим коллегой по консулату командование легионами. Если оба консула умирали или были захвачены в плен во время исполнения своих полномочий, сенат провозглашал междуцарствие (interregnum) и назначал интеррекса (interrex) сроком на пять дней, пока шла подготовка к новым выборам. Это слово дает понять, что консулы на свой непродолжительный срок становились наследниками царской власти.

Консул был ограничен равенством полномочий своего коллеги, давлением сената и правом вето, которым располагал трибун. После 367 г. до н. э. избирались четырнадцать военных трибунов, призванных стоять во главе своих триб в военное время, и десять народных трибунов — представлять их интересы в дни мира. Эти десять трибунов являлись «неприкосновенными» (sacrosancti): считалось святотатством или уголовным преступлением применить против них насилие, за исключением случаев, когда оно санкционировалось легитимной диктатурой. Их функцией было защищать интересы народа перед правительством и при помощи одного словечка veto (запрещаю) — останавливать весь государственный механизм всякий раз, когда эта мера казалась желательной одному из них. Как молчаливый наблюдатель трибун мог присутствовать на заседаниях сената, разглашать его планы перед народом и своим вето лишать сенатские постановления всякой законной силы. Двери его неприкосновенного жилища оставались открытыми днем и ночью для любого гражданина, ищущего его покровительства или помощи, и право святилища или убежища являлось эквивалентом неприкосновенности личности (habeas corpus). Сидя на своем трибунском возвышении (tribunal), он мог действовать в качестве судьи, и на его решения можно было апеллировать только в трибутное собрание. В его обязанности входило обеспечение обвиняемому справедливого рассмотрения его дела и, когда это было возможно, смягчение приговора.

Как же удавалось аристократии удерживать свое верховенство, несмотря на такие серьезные ограничения? Во-первых, они распространялись только на Рим и действовали только в мирное время; во-вторых, трибутное собрание часто удавалось уговорить избрать трибунов из числа богатых плебеев: престиж богатства и недоверие к бедности побуждали народ выбирать богатых защитниками бедняков. В-третьих, аристократия позволила увеличить число трибунов с четырех до десяти; если даже только один из них будет прислушиваться к голосу разума или позволит себя подкупить, его вето сделает бесплодными усилия всех остальных{65}. С течением времени трибуны попали в такую зависимость, что им можно было безбоязненно доверять посещение сената, участие в прениях, доступ в его ряды по истечении срока отправления должности.

Если все эти ухищрения терпели неудачу, то оставался последний оплот социального порядка — диктатура. Римляне соглашались с тем, что во времена всеобщего хаоса или опасности их свободы и привилегии, все сдержки и противовесы, созданные ими для своей защиты, могли стать препятствием для быстрых и решительных совместных действий, необходимых для спасения государства. В таких ситуациях сенат мог объявить обстоятельства критическими и назначить одного из консулов диктатором. Во всех случаях, кроме одного, диктаторы происходили из высших классов; однако нужно сказать, что аристократия редко злоупотребляла возможностями этого поста. Диктатор получал практически всю полноту власти в отношении жизни и имущества граждан, однако не мог использовать общественные средства иначе, как по договоренности с сенатом, и срок его деятельности ограничивался шестью месяцами или годом. Этим ограничениям подчинялись все диктаторы (кроме двух), воздавая своим поведением должное истории о том, как Цинциннат был призван