Ментальности народов мира - Георгий Дмитриевич Гачев

и адюльтеры, внебрачные романы. А вот любовь в семейной жизни да с деторождением и ращением детей – не воспета, не восписана как ценностная и прекрасный «модус вивенди»…

И каково же воздействие было фильма «Чапаев» в 30-е и прочие годы русско-советской цивилизации? Кино это питало, конечно, пацанов-драчунов, героизм, товарищество, воспитывало душу, пригодную на жертву за общее дело: а какое? – не важно, не моего ума дело-забота. На то умники-комиссары-идеологи есть…

А формы советской жизни, быта: бесконечные собрания, заседания, «чистки»… Это ж – просушивания «сырой массы» крестьянской, от земли, – в сталь, в винтики государственной машины. Усушка-утруска человеческого материала. Непрерывные тусовки-трения друг о друга, голосования = школы разъединения. Вроде за единодушие – но не органическое, а под страхом за свою шкуру – значит, за отдельность свою…

Думаю про РОМУЛОВ КОМПЛЕКС ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ.

Ну да: Гражданская война – это Брат на Брата, одноуровнево. А то у меня модель Революции 1917 года была такая: жила себе Россия по присущему ей РУСТАМОВУ КОМПЛЕКСУ (Отец сильнее Сына, убивает его – и володеет Матерью-Россией)[63], но в Первой мировой войне вошла Россия в зацепление с Западом, что живет по Эдипову комплексу (Сын сильнее, убивает Отца и женится на матери: оттуда Революции, Прогресс, культ Молодого, Нового. Новостей, Моды и т. п.). И русский человек с ружьем, Народ-Сын, это воспринял – и, вернувшись, стал по Эдипову действовать: сверг-убил Царя-Батюшку и женился на Матери – Родине – России…

Но, по сути, в мотивах Революции и Гражданской войны нет этого, главного: Эроса положительного к земле-матери, к женской субстанции Бытия. А главный мотив – ненависть к господам, к Брату Старшему, кто успел вылезти за историю вверх и володеть страной при Отце. Теперь же Блудный сын (люмпен-солдат, бедный крестьянин и ярыжка кабацкий) пошел на Сына Послушного, что при Отце. Когда же убили Отца-царя, то и Сына, что при нем: дворянство и служивый класс весь – к ногтю…

Так что братва партизанского воинства под Чапаем – это, в сущности, – беглые, безответственные, ярыжки кабацкие, меж кем спайка и связь лишь временная и горизонтальная: товарищество боевое. Когда сведены в отряд на миг – и вот ты за чужого тебе отдаешь жизнь, потому что он – товарищ в бою: «Сам погибай, а товарища выручай!»

Собственно, вот главный и итоговый принцип такого стиля жизни. Он не строительный – в веществе и духе, а он – в душевности: готовность к смерти, уступить жизнь – другому. Но не Любовь к чему-то. Не позитивное нечто: там крестьянствование на своей земле, семейная жизнь, созидание и проч.

И Чапай – как раз лидер-герой именно этой эстетики всеобщего погибания – в борьбе брата против брата и за выживание – совсем другого, чужого, сводного-сведенного на миг человека… Что и вышло в итоге: переколошматили друг друга в братоубийственной войне русские люди – и выпростали место у власти наверху – ПРИЕМНЫМ СЫНАМ России: евреям и прочим нацменам (Сталин и прочие интернационалисты-инородцы). А они этого Меньшого Сына, кто вышел победителем в войне со Старшим, – его же еще и добивать стали: как только он задомился и стал хозяином-строителем-единоличником, – его к ногтю, как кулака… И разгромлен стал совсем Сын Родной России: Старший убит Младшим, а теперь и Младший – Приемным…

(Сгустил краски я тут, конечно, но мифология эта имеет смысл и что-то проясняет в тенденции, которая в чистом виде не могла осуществиться. – 22.8.95.)

На важное я вышел поделение людей, вникая в Чапаевскую дружину боевых товарищей: жители Мига – и жители Жизни:

И не томясь, не мучась боле,

Я просиял бы – и погас!.. —

такое душенастроение выразил Тютчев. Воинство, каста кшатриев = жители мига. Как и артисты – на миг вдохновения призваны…

16.8.95.

«Черный ворон, я не твой…» – все звучит в душе после вчерашней встречи с «Чапаевым»-фильмом шестьдесят лет спустя. Помню, с отцом еще ходил в кинотеатр «Ударник» – и спускался ошалелый и плакал. Но плакал я и сейчас – особенно когда пели они, прекрасные и обреченные, кто

Среди раскинутых шатров

Беспечно спали близ дубравы.

Сказка. Песня. Миф! Да, этот фильм – поэма, песня, миф. Облучение, эманация, видение. Налетают на тебя, как из невесть откуда: из Космоса? из Души глубин? из сокровищницы сутей Бытия? – эти архетипические видения, картины. Каждый кадр, сюжет и сцена – как былина, преданье старины глубокой – и наироднейшее, твое интимное в тебе: каким и ты хотел бы быть героем, и чтоб с тобою так произошло, и чтоб тебя так же любили и жалели и оплакивали, как уникальное чадо… Так же бы и ты – взлетел, просиял бы – и погас! Так в Чапаеве – себя жалко. Происходит в фильме чудо самоуподобления, отождествление – то, чего нет в книге: там, напротив, автор дистанцию старается блюсти и отстранить от себя предмет (Чапаева, народного героя) на расстояние, чтобы его изучить, понять и отЛИЧить ся от него. Так, чуть свысока, как взрослый – к дитяти милому, талантливому, но несмышленышу еще…

В фильме этого нет, но с налету вихрем вторгается в тебя Чапай-птица (как гоголевская «птица-тройка») откуда-то из дали, то ли с неба архангел в кенозисе снизошел – и обернулся русским усатым мужичком, что стремительно налетает на бегущих навстречу ему человеков, смердов растерянных, беглецов с поля боя жизни и судьбы, дезориентированных, разрозненных… И вдруг ОН – как видение смысла, идеи и воли (так Христос в картине «Страшного суда» идет с бичом гневный) поворачивает вшивую толпу и кристаллизует собою, вокруг себя Хаос – в Космос: в ряд-отРЯД, СТРОЙность, Гармонию – и Победу!

Важнейшее дело – первый кадр-эпизод. НА-летел (= С-летел, ибо в русской архетипии, в стране «Бесконечного простора», Даль замещает Высь) герой Вихрь, скрутил, спаял, «увидел, победил» – не только врага, но и нас покорил, полонил безвозвратно своим образом: как любовь с первого взгляда произошла и вонзилась в сердце. И дальше всё действо-видение, что в фильме, совершается уже – то ли перед очами наружными, то ли в сердце твоем. Как и Маяковский это точно выразил – в аналогичную эпоху высокого стиля Духа и Искусства:

Это было – с бойцами или страной,

Или – в сердце было моем…

Так и действо кинофильма разыгрывается – двупланово: в предмете, сюжете, с эпическими героями – и в зоне сутей Бытия, в ее