Война, мир и книги - Валерий Валерьевич Фёдоров

избирателей». Прежде, чтобы защитить свои права, индивид нуждался в поддержке партий, профсоюзов и других организованных сил. Сегодня он не верит в демократические организации. Происходит «зарождение постполитической демократии. Именно политика переживает кризис».

Правительства по-прежнему зависят от воли избирателей, но управление экономикой больше не в их власти: «политика свелась к искусству регулирования императивов рынка». Иными словами, неолиберальные реформы и глобализация обессилили национальные правительства, перешедшие в услужение транснациональному капитализму. «Только рынок сейчас решает, какой будет экономическая политика» (уточним: не рынок, а глобальные монополии, давно покончившие с рыночной конкуренцией).

Не видя перемен в своей жизни вне зависимости от того, какое правительство находится у власти, избиратель теряет интерес к политике, ведь она ничего не решает. Демократия превращается в дорогостоящую бутафорию, все больше по-настоящему важных вопросов просто исключается из сферы компетенции национальных правительств. Глобализация, демократия и национальный суверенитет взаимодействуют так, что мы имеем «демократию без выбора, суверенитет без смысла, глобализацию без легитимности». Избиратель утратил «способность противостоять власти рынка ради общественного интереса», и теперь его голос «становится простым шумом».

В Западной Европе эта проблема стала следствием в том числе интеграционного проекта, передавшего власть наверх, в неподконтрольный избирателям Брюссель. В Америке, запустившей неолиберальный и глобализационный процессы, ситуация обстоит не лучше: там «демократия превратилась в цыплячью игру, в которой не допустить другую сторону к управлению важнее, чем управлять самому». Результат – тотальный «затор» (gridlock) в политической системе. Американские политики поддерживают интерес избирателей к выборам, заставляя их выбирать между черным и белым; европейские более изобретательны в стилевом разнообразии. Однако и там и сям политика выхолащивается и теряет свое демократическое содержание.

Альтернативные политические движения, растущие на этой почве, смотрят не вперед, а назад: «они хотят перемен, но не имеют ясного представления, какими должны быть эти перемены и откуда они могут начаться. Они прекрасны в своих политических жестикуляциях, но слабы в осуществлении политического действия». В отличие от поколения 1968 г., требовавшего нового мира, нынешнее поколение выходит на улицы, чтобы потребовать дать «право жить в мире своих родителей». Левые политические силы деморализованы и разгромлены, лишены привлекательного идеала, и на авансцену выходят ультраправые, настроенные ксенофобски и сверхконсервативно.

Им помогает тот факт, что «запуганное большинство – те, кто имеет все и кто тем не менее всего боится, – стало главной силой европейской политики». Открытость мира и свобода передвижения сыграли злую шутку в этом деле: теперь граждане «реагируют на неудачи демократии тем же способом, каким они выражают свое разочарование рынком. Они просто уходят… покидая страну или переставая участвовать в выборах». Но ведь именно готовность остаться и изменить реальность лежит в основе демократической политики!

Снова и снова Крастев утверждает: «граждане утрачивают доверие к демократическим институтам не потому, что эти институты стали менее эффективными или более коррумпированными, но потому, что мы утратили способность влиять на них. Вопрос доверия к демократии – это вопрос влияния». Ученый не верит в цифровизацию как рецепт возвращения доверия: «смартфоны могут облегчить нам контроль за политиками, но доверие имеет отношение к работе институтов, за которыми люди не могут непосредственно следить». Борьба за «открытое правительство» усложнила жизнь правительствам, но не повысила доверие граждан к ним. Вопрос остается без ответа, а демократический процесс превращается в демократический тупик.

«Управление недоверием» становится единственным реалистичным способом политики в тяжелые времена, а само понятие демократии редуцируется к процедуре. Такая демократия не может вдохновлять людей. Решение явно лежит по ту сторону современного «турбокапитализма», который давно исчерпал свой демократический потенциал, но по-прежнему использует демократическую фразеологию, чтобы устранить всякую конкуренцию на поле идей. Сколько же еще ему удастся обманывать человечество?

Ананд Гиридхарадас

Победители получают все

Уловки элит, (не) меняющие мир

М.: ACT, 2024

Американский журналист индийского происхождения в 2018 г. написал книгу о странном, но весьма распространенном в наши дни явлении. «Люди, преуспевшие в условиях сложившегося крайне несправедливого статус-кво, объявляют себя приверженцами изменений». И не просто приверженцами – они «очень хотят возглавить усилия по поиску выхода» и называют свои рецепты спасения наилучшими из имеющихся. Такие рецепты, отражая видение мира, присущее этой группе людей, никогда не делают ставки на государство, взамен полагаясь на активность частного сектора, гуманизм и щедрость бизнесменов и корпораций. Таков путь «Рыночного мира» (так автор называет бенефициаров неолиберального капитализма). Люди, ответственные за худшие беды нашей эпохи, пытаются представить себя нашими спасителями! Скажем, Uber объявляет себя спасителем бедняков, и то же пытается сделать Airbnb. «Несмотря на усилия элит исправить сложившееся положение, эти самые элиты продолжают присваивать себе абсолютное большинство плодов прогресса».

Большую помощь в этом им оказывают лидеры общественного мнения! Впрочем, следует различать два вида мыслителей: есть интеллектуалы, а есть «лидеры мнений». Первые критически мыслят, обобщают, срывают покровы, призывают к общественным переменам. Как правило, это журналисты или профессора. Тех и других стало сильно меньше: редакции урезают, постоянные профессорские должности в университетах сокращают. Оставшиеся крутятся как белки в колесе, чтобы сохранить работу. На исполнение роли публичных интеллектуалов им зачастую уже не хватает времени и сил. Политическая поляризация привела к тому, что люди все меньше интересуются критикой, зато им все больше нравится получать просто подтверждение своих взглядов. Обвал доверия к правительству и другим институтам понизил статус публичных интеллектуалов. Но больше всего повлиял рост социального неравенства: плутократы стали поставлять манящие стимулы для тех мыслителей, кто не говорит о настоящих проблемах, забивая идейное пространство пустозвонством и оттесняя на задний план публичных интеллектуалов. И последние проиграли эту схватку.

Победителей же – лидеров мнений – активно приглашают на бизнес-конференции, платят им большие гонорары и всячески помогают им заглушать голоса радикальных критиков. Чтобы ненароком не скатиться в гетто публичных интеллектуалов, нужно строго выполнять три правила:

– Фокусироваться в своих выступлениях на жертвах, а не на обидчиках. Не надо искать виноватых, ведь ненароком можно выйти на спонсоров вашего выступления!

– Персонализировать политические вопросы. Надо смотреть на проблемы, как на чьи-то личные трагедии, а не коллективные или систематические. Мыслители обозревают проблемы глобально, системно и структурно. Но если вы хотите стать лидером мнений, надо научиться сосредотачиваться на частностях! Грубо говоря, феминистки, рассуждая о том, как мужчина избивает женщину, говорят: дело не в этом конкретном мужчине, а в системе мужского превосходства в целом. Лидеры мнений, рассуждая о людях, которых увольняют, не задерживаются на системных причинах увольнений, а фокусируются на уязвимости увольняемого и как помочь самому себе.

– Побуждать к конструктивному действию. Критиковать недостаточно (лучше вообще не критиковать), нужно предлагать и рекомендовать –