Музей языков. Конрад Гесснер и книги-полиглоты XVI в. - Михаил Львович Сергеев

(напомним, работавший над сочинением о народах Востока). Например, о грузинах (о которых он говорит в той же главе, что и о монофизитах-иаковитах) он сообщает, что те используют греческий язык в богослужении[104]. Создание кириллического алфавита – «сербского или боснийского» («Tzerviana Poznaniave») связывается с расколом в церкви: вследствие этого народы, «которые были ближе к грекам, стали использовать по большей части греческие буквы, сохранив для них прежние имена» (то есть имена букв глаголического алфавита) (Postel 1538b, G4b). Что касается глаголицы – «далматского алфавита», изобретенного блж. Иеронимом (lingua Hieronymiana)[105], – то она, согласно Постелю, запечатлела черты греческого и еврейского письма[106]. Таким образом, для четырех «языков» (иаковитского, сербского, иллирийского, а также латинского[107]) обнаруживается еще один объединяющий признак – использование алфавита на основе греческого. Заметим, что для сочинения Постеля употребление термина «lingua» pro alphabeto, причем в однозначных контекстах, было совершенно обычным. Перечень, выполняющий функцию оглавления, назван «Linguarum nomina», несмотря на то что в некоторых случаях под названием языка очевидным образом подразумевался алфавит (например, «Hieronymiana» – «Иеронимово» письмо).

Альбонези также помещает в начале своего «Введения» обобщающую таблицу «Названия языков и алфавитов … и их число» (см. ил. 3). В таблице дан список языков, которые упоминаются в сочинении: с помощью скобок справа от названий объединены языки, использующие общую письменность (как, например, арабский, пунийский, персидский, татарский и турецкий, или македонский, «мизийский»[108], болгарский, сербский и русский). Тут же указано количество алфавитов, используемых тем или иным народом и воспроизведенных в книге: халдейских – 3, самаритянских – 3, этрусских – 2 и т. д.

Альбонези получил отпечатанный экземпляр «Алфавита» Постеля от книготорговца из Павии еще до издания своего труда – вероятно, выход книги стал для него неожиданностью. По крайней мере, во «Введении» он дважды и вполне выразительно заявляет о том, что, хотя Постель опередил его, идея книги «о различных языках и письменах» принадлежала ему[109], и он охотно делился своими знаниями с другими. По словам Тезео Амброджо, увидев книгу молодого автора, он тут же вспомнил евангельский образ апостолов Петра и Иоанна, спешащих ко гробу после воскресения Христа: «Они побежали оба вместе; но другой ученик бежал скорее Петра, и пришел ко гробу первый» (Ин. 20:4).

Одно и то же стремление – быть полезным Республике ученых – двигало Амброзием и Постелем. Первым к делу приступил старик Амброзий. Юноша Постель быстрее достиг цели. Но и Амброзий не прервал начатого пути: он сам дошел до желанного предела, исполнил поставленную задачу и позаботился о том, чтобы открыть обнаруженное им в письменных памятниках Постелю и другим, кто горит той же любовью[110].

Теодор Библиандер

Следующие книги-полиглоты, к которым мы обратимся, также были связаны между собой историей создания. Их авторов объединяло длительное сотрудничество, которое не омрачила конкуренция. Между изданием этих книг прошло семь лет, и материалами коллеги (и учителя) мог пользоваться только Гесснер; кроме того, как он сам признает в эпилоге, Библиандер помог ему в описании семитских языков[111]. При этом современные исследователи часто рассматривают «Комментарий» Библиандера и «Митридат» Гесснера как пару концептуально противоположных текстов, отмечая, что если Библиандер ставил на первое место общее основание всех языков, то Гесснер, осознанно и в противоположность ему, фокусировался на частностях – различиях языков[112].

Следуя хронологии, сначала я рассмотрю полиглот Библиандера. «Комментарий о едином принципе всех языков и письменностей» («De ratione communi omnium linguarum et literarum commentarius»), изданный в 1548 г. в Цюрихе[113], в двух отношениях продолжал пути, намеченные предыдущими полиглотами, в остальном существенно от них отличаясь. С Постелем и Альбонези его объединял интерес, во-первых, к письменности, во-вторых, к лингводидактике; впрочем, и тот и другой аспект изучения языков представлен в сочинении Библиандера особенным образом.

Действительно, хотя несколько глав «Комментария» посвящены специально истории письма («О происхождении букв», «Об изменении письменности», «Названия букв», «Форма еврейских, финикийских, греческих и латинских букв», «О знаках и тайном письме», «Тайные буквы»[114]), кроме латинской антиквы, в книге используются только греческий и еврейский, а также готический шрифт (для слов на немецком). Нет в ней и гравированных иллюстраций других алфавитов. Это можно объяснить, с одной стороны, отсутствием других шрифтов в типографии Х. Фрошауэра[115], с другой – дороговизной изготовления гравюр. Впрочем, надо полагать, отсутствие изображений письменностей не стало критическим для замысла Библиандера.

Как и другие авторы первых полиглотов, Библиандер был известен как знаток семитских языков: он служил профессором Ветхого Завета в Цюрихском коллегиуме, был составителем еврейской грамматики и редактором первого издания латинского перевода Корана (1543)[116]. О грамматике сохранилось любопытное свидетельство в автобиографии Томаса Платтера:

В это время у [Освальда] Микония был provisor’ом высокоученый муж, Теодор Библиандер; он был очень силен во всех языках и особенно в древнееврейском. Он сам написал еврейскую грамматику. Он тоже столовался у Микония. Я его стал просить, чтобы он выучил меня читать по-еврейски. Он и научил меня разбирать по печатному и по писанному. Я вставал рано по утрам, топил комнатку Микония, садился потом против печки и списывал грамматику [Библиандера], пока он спал, так что он ничего об этом никогда не знал (Платтер 2016, 236–237)[117].

Первая часть этой грамматики была напечатана в 1535 г., также у Фрошауэра. Судьба второй части оставалась неизвестной до недавнего времени, когда Аня-Сильвия Гёинг обнаружила ее черновики в Отделе рукописей Центральной библиотеки Цюриха (ZBZ Ms. Car. I 296). Анализируя содержание этих материалов, исследовательница отметила, что в занятиях древнееврейским и размышлениях о принципах его преподавания сформировались черты характерного для «Комментария» Библиандера сравнительного подхода к языкам (Goeing 2008, 159, 177–180).

В предисловии к книге-полиглоту Библиандер с определенностью заявил, что обучение языкам является одной из важнейших задач этого сочинения, наряду с изложением грамматической теории на материале различных языков. Автор пообещал изложить метод и правила, которые позволят постигать языки всех народов[118] «полностью и в удобном порядке», а также «правильнее объяснять их, проще усваивать и лучше приспосабливать к любому принятому способу речи и письма»; кроме того, с помощью этого метода можно будет «сопоставлять (conferri) [языки] между собой, целиком или в отдельных частях»[119]. Впрочем, в тексте «Комментария» мы не находим полноценного грамматического описания ни какого-нибудь отдельного языка, ни языков в целом – скорее здесь представлен план для написания универсальной грамматики и даны отдельные ее наброски. Особую известность получили