Надвигающийся кризис: Америка перед Гражданской войной, 1848-1861 - Дэвид Поттер

Когда 2 декабря 1859 года Джон Браун был повешен в Чарльзтауне, штат Вирджиния, организованное выражение сочувствия на Севере достигло поразительных масштабов. Звонили церковные колокола, вывешивались чёрные банты, стреляли минутные пушки, собирались молитвенные собрания и принимались мемориальные резолюции. В последующие недели эмоциональное излияние продолжалось: огромными тиражами расходились литографии Брауна, организовывались подписки для поддержки его семьи, в Нью-Йорке, Бостоне и Филадельфии проходили огромные поминальные собрания, через прессу был выпущен мемориальный том, а на его могилу в Северной Эльбе (штат Нью-Йорк) хлынул поток паломников. Смерть национального героя не могла вызвать большего излияния скорби.

Если бы эта вспышка национального траура — а это было не что иное, — ограничилась лишь выражением восхищения мужеством Брауна и скорбью по поводу его смерти, возможно, её конечное значение было бы не столь велико. Общество позволяет всем в значительной степени выражать хвалебные речи при оплакивании смерти, и, вероятно, никто не стал бы всерьез возражать, когда юная Луиза Мэй Олкотт написала:

Ни дыхание позора не коснется его щита,

Ни века не приглушат его блеск.

Живя, он делал жизнь прекрасной,

Умирая, он сделал смерть божественной.

Однако быстро выяснилось, что празднование памяти Джона Брауна было не столько трауром по погибшему, сколько оправданием его целей и проклятием рабовладельцев. Через два дня после вынесения приговора газета Liberator призвала своих читателей «пусть день его казни… станет поводом для такой публичной моральной демонстрации против кровавого и безжалостного рабовладельческого строя, какой ещё не было на земле»,[701] и, по сути, так оно и вышло. Уэнделл Филлипс взял ноту осуждения, которая звучала почти бесконечно, когда перед смертью Брауна провозгласил: «Вирджиния — это пиратский корабль, и Джон Браун плавает по морю, лорд верховный адмирал Всемогущего, с поручением потопить каждого пирата, которого он встретит в Божьем океане девятнадцатого века…У Джона Брауна в два раза больше прав повесить губернатора Уайза, чем у губернатора Уайза повесить его».[702]

Моральный эффект осуждения рабовладельческого строя достигался отчасти косвенным путем — экстравагантным почитанием Брауна. В хорошо запомнившихся фразах Эмерсон заявил, что Браун «сделает виселицу столь же славной, как и крест». Торо сравнивал его с Христом и называл «ангелом света».[703] Гаррисон говорил, что огромное собрание в Тремонтском храме в Бостоне собралось, чтобы стать свидетелем воскрешения Джона Брауна. Но во многих случаях аболиционистские ораторы и писатели выходили за рамки простого прославления Брауна и прямо одобряли идею восстания рабов. Гаррисон заявил: «Я готов сказать „успех любому восстанию рабов на Юге и в любой рабовладельческой стране“. И я не вижу, чем я компрометирую или запятнаю свою мирную профессию, делая такое заявление».[704] Уэнделл Филлипс, выступая на тему «Урок дома», сказал: «Урок часа — это восстание». Преподобный Джордж Б. Чивер считал, что «было бы бесконечно лучше, если бы триста тысяч рабовладельцев были упразднены, вычеркнуты из жизни», чем чтобы рабство продолжало существовать; преподобный Эдвин М. Уилок полагал, что миссия Брауна заключалась в «открытии восстания рабов как божественного оружия антирабовладельческого дела» и что люди не должны «уклоняться от кровопролития, которое за этим последует». Для него деятельность Брауна была «священной и сияющей изменой», а для преподобного Фейлза Х. Ньюхолла слово «измена» «стало святым в американском языке».[705]

Газета «Олбани Аргус» попыталась заверить общественность в целом и Юга в частности, что эти высказывания вовсе не являются репрезентативными. «Это мода, — говорилось в газете, — вменять духовенству в вину сочувствие сектантской нетерпимости сегодняшнего дня. Ничто не может быть более ложным или более несправедливым… Священнослужителей, которые проповедуют „убийство без убийства“, действительно мало. В Нью-Йорке — Чивер (пенсионер британских обществ по борьбе с рабством), в Бруклине — Бичер, в Бостоне — один или два таких же, а во внутренних районах — несколько разрозненных подражателей — вот и все священнослужители, участвующие в этом крестовом походе».[706] В поддержку «Аргуса» можно было привести множество доказательств того, что ответственное мнение на Севере не поддерживало сторонников восстания. Два ведущих республиканца, Авраам Линкольн и Уильям Х. Сьюард, осудили поступок Брауна: Линкольн заявил, что, хотя Браун «согласен с нами в том, что рабство неправильно, это не может оправдать насилие, кровопролитие и измену», а Сьюард — что казнь Брауна была «необходимой и справедливой», хотя и достойной сожаления. Через год в республиканской платформе 1860 года переворот Брауна будет охарактеризован как «одно из самых тяжких преступлений».[707] Кроме того, многие люди, не являвшиеся республиканцами, организовывали собрания Союза, на которых такие видные деятели, как Джон А. Дикс и Эдвард Эверетт, пытались развеять впечатление, что все северяне симпатизируют Брауну.[708]

Но для Юга эти заверения не были убедительными. Отказы республиканцев от своих слов попахивали тактическими маневрами, чтобы не потерять голоса умеренных; в рядах республиканцев трудно было увидеть какое-либо реальное сожаление о Брауне, кроме сожаления о том, что он потерпел неудачу. Что касается собраний Союза, то они мало чем помогли. Они были слишком явно инспирированы северными купцами, частично мотивированными страхом потерять южную торговлю; и они имели слишком прорабовладельческий тон.[709] Защищая рабство, они создавали впечатление, что Север разделен на сторонников рабства и сторонников восстания рабов, и нет средней группы, которая выступала бы против рабства, но также против восстания и перерезания горла как средства борьбы с рабством.

Несмотря на все попытки оправдать Брауна, Юг знал, что произошедшее в Харперс-Ферри — это нечто большее, чем фанатичная затея одного человека и горстки последователей. Он знал, что огромные толпы людей пришли почтить память Брауна; знал, что законодательное собрание Массачусетса едва не прервало работу в день его казни; знал, что Джошуа Гиддингс может рассчитывать на тысячи голосов в Огайо, когда бы он ни выдвинул свою кандидатуру, несмотря на то — а может, и благодаря тому, — что он говорил, что с нетерпением ждет часа, «когда факел поджигателя осветит города Юга и уничтожит последние остатки рабства».[710] Обнаружение большей части переписки Брауна на ферме в Мэриленде быстро показало, что он пользовался поддержкой в высших кругах на Севере. И действительно, если среди его сторонников были имена Хау, Паркера, Эмерсона и Торо, то было ясно, что его поддерживала культурная аристократия Новой Англии. По поведению «Тайной шестерки» также было ясно, что значительная часть этой элиты придерживалась взглядов, которые