Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян

второму отряду, встретилась с Петлюрой и доложила ему о своих опасениях. Петлюра сказал, что он не может ничего гарантировать. Настроение солдат ему известно, но он видит здесь только жажду мести, а не антисемитизм...

Ознакомившись с настроениями украинских солдат, член делегации у. с.-д. Левко Чикаленко сказал: «Они задушат украинскую свободу в еврейской крови...»[45]

Что и произошло — 20 дней в Киеве бушевала погромная вольница:

Как только гайдамаки вступили в Киев, началась сильная погромная агитация и пошли самовольные аресты и расстрелы. Гайдамаки и отряды «вильного казачества» с криками «Всех жидов перережем» хватали посреди улицы мирных жителей-евреев, под предлогом ареста «жидовских комиссаров», уводили их в казармы и чаще всего расстреливали. Офицеры разъезжали по городу и нагайками избивали евреев... Местом тайной расправы стал Михайловский монастырь, где находился штаб гайдамацкого[46]отряда. Там евреев пытали, истязали, расстреливали. Эксцессами прославилась в то время также и Владимирская горка. Большое число жертв было в еврейских кварталах на окраинах города — на Подоле и на Демиевке.

Сведения об эксцессах стекались в специальную комиссию, образованную Киевской городской думой. Комиссия эта зарегистрировала десятки убитых, десятки пропавших без вести, сотни искалеченных. Но остановить эксцессы она была бессильна, как и некоторые гласные думы — украинские социалисты, которые «приняли самые энергичные меры к прекращению эксцессов, объезжая арестные места, пытаясь освободить арестованных евреев». Украинские депутаты думы обратились к казакам со специальным воззванием, в котором писали: «Не запятнайте Украину самосудами и массовыми насилиями над человеческими правами. Мы верим, что солдаты-украинцы хранят завет своих дедов-казаков: безоружного не бьют. Мы верим, что вы не допустите грабежей и насилий над мирными жителями, к какой бы они нации ни принадлежали».

Киевская городская дума решила выступить с официальным протестом против антиеврейских эксцессов... Делегация еврейской общины города Киева посетила премьер-министра УНР В. Голубовича и вручила ему меморандум о кровавых событиях в городе. В меморандуме, в частности, говорилось, что под видом гонения на коммунистов расстреливают почти исключительно евреев. Голубович заверил членов делегации, что курс правительства остается прежним и что будут приняты меры для пресечения антиеврейских эксцессов.

Однако меры были приняты не сразу, и 6 марта газета «Нойе цайт» в своей передовице «Почему они молчат?» писала: «Правда, что украинское правительство неповинно в нападениях на евреев. Оно, несомненно, не науськивало на них украинских солдат. Но, и это надо признать, оно пока относится "нейтрально" к ужасным событиям...»

Наконец против эксцессов резко выступил сам председатель Центральной Рады М. Грушевский. Затем украинские власти издали ряд приказов, требующих от казаков прекратить самочинные акты расправы, и эксцессы постепенно прекратились.

Однако «ни о каких мерах наказания виновных не могло быть тогда и речи: казаки вернулись в Киев как "избавители от большевиков", как опора национального движения и были осыпаемы приветствиями...»[47]

Тот же Вольф зафиксировал и такой эпизод — в разгар Житомирского погрома, продолжившего собой серию петлюровских «эксцессов»:

Бывшие депутаты Житомирской городской думы Яков Коломиец и Пейсахович показали следственной комиссии, что еще до начала погрома во Врангелевку, где находился Петлюра, прибыли председатели русской, украинской и польской общин Житомира Пивоцкий, Яницкий и Дзевалевский (представитель еврейской общины Иванчук был задержан по дороге). Они рассказали головному атаману о предпогромной атмосфере в Житомире и просили его приказать гарнизону принять меры по предотвращению погрома.

Ответ Петлюры сводился примерно к следующему: «Армия знает, что надо делать. Я ей полностью доверяю и не вмешиваюсь в ее внутренние дела»[48].

Иными словами: не мешайте моим гайдамакам громить ваших жидов, зря они бить не будут, — а я, Симон Петлюра, им доверяю!

И кто же, зная всю эту историю до конца, поверит в искренность петлюровской юдофилии и в весомость его Министерства по еврейским делам, в серьезность его приказов-слезниц и фарисейских репрессий против своих громил, а равно и в его громы и молнии в адрес антисемитов-деникинцев?!..

Деникинский погром

Но, пожалуй, самым знаменитым был другой Киевский еврейский погром — тот, что учинили Добровольческие войска в октябре 1919 года, когда Белая гвардия, некогда сплошь офицерская косточка, люмпенизировалась и полуразложилась[49].

Добровольцы вошли в Киев 31 августа 1919 года, и на протяжении всего сентября в городе шел эдакий ползучий «тихий погром» . Погромщики — армия, банда или население — собирались малыми группами и уходили трясти жидов, а военная администрация им это как бы не позволяла, но так, что раз за разом у нее это все хуже получалось — не позволять. Жертвы у «тихого погрома» в сентябре были, но — считаные единицы.

Но 14 октября дерзкий красноармейский налет, пусть и совсем ненадолго, но выбил белых из Киева. Спасаясь от большевиков, жители вместе с войсками А. М. Драгомирова покинули город и засели на левом берегу, в Дарнице: около 60 тысяч киевлян, среди которых почти не было евреев. Поползли слухи: евреи — предатели, евреи — восторженно встречали Красную армию, евреи — стреляли по отступающим войскам, евреи — обливали их из окон кипятком и кислотой (sic!) и т.п.

И когда деникинцы, рассвирепев, уже назавтра начали отвоевывать Киев, то за ними с 14 по 19 октября потянулся ночной погромный шлейф. Именно ночной, потому что погромщики — а большинство среди них составляли нижние чины Вооруженных сил Юга России, рядовые казаки да кубанцы из полка Шкуро — опасались светиться днем. Было тогда убито, по разным оценкам, от 300 до 600 человек, массовыми были изнасилования.

Погромщики ходили по домам и квартирам ватагами по 5-6 человек в каждой. Вслед за армейскими часто — чисто по-шакальи, «второй волной» — приходили и местные. Отрядов еврейской самообороны как таковых не было, и своеобразным инструментом защиты стала тогда «акустика»: дружный крик и вой громимых и стук по металлу — и так целыми домами и даже кварталами! Этот концерт навсегда запомнил и запечатлел в своих мемуарах Илья Эренбург:

В черных домах всю ночь напролет кричали женщины, старики, дети; казалось, что кричат дома, улицы, город[50].

Этот сводный звук заменял сирену, и когда — и если — на звук прибывали драгомировские офицерские патрули, погромщики всегда рассеивались и таяли в ночи.

Проскуров и Фельштин: погромы от Петлюры

...Но даже на столь широком багровом фоне Проскуровский[51], от 15 февраля 1919 года, погром отчетливо выделялся[52]. И не тем, что примерно половину населения города составляли тогда евреи, и не тем, что пришелся он на шабат, и даже не выдающимся масштабом числа жертв, о чем