Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян

Более всего Проскуровский погром выделялся другим — своей принципиальной геноцидальностью! Рядовые гайдамаки присягали под знаменем — присягали в том, что грабить еврейское добро они не будут, что насиловать еврейских баб они не будут, а сосредоточатся на главном и только на нем — на убийстве, убийстве, убийстве и еще раз на убийстве евреев, причем не абы каким, а только холодным оружием, без траты пуль! Любо!..

Власть в Проскурове менялась чаще, чем в Киеве, но до февраля 1919 года погромов здесь не было. Композиция местной власти выглядела так: городской голова Сикора, поляк, председатель городской Думы — доктор Ставинский, тоже поляк. Военный комендант — Киверчук, бывший фельдфебель царской армии: именно он и стал главным вдохновителем и подстрекателем к погрому. Комиссар — бывший народный учитель Таранович. Город охранялся милицией, подчиненной коменданту, но городское самоуправление ей и ему не доверяло и организовало собственные вооруженные отряды самообороны, состоявшие преимущественно из евреев, — так называемую квартальную охрану с христианином Гурским и евреем Шенкманом во главе. Естественно, Киверчук чинил самообороне всяческие затруднения, а за три недели до погрома хитростью заставил их самораспуститься, обещав жителям обеспечить в городе надежный порядок.

5 февраля в город — для отдыха после боев и несения гарнизонной службы — вошли Запорожская казацкая бригада Украинского республиканского войска имени Головного атамана Петлюры и 3-й Гайдамацкий полк (со шлейфом погромной репутации) под общим командованием атамана Ивана Семесенко (1894-1920).

6 февраля атаман известил городскую думу о том, что приступает к исполнению обязанностей начальника гарнизона. В тот же день по городу был расклеен следующий его приказ:

1. Объявляется осадное положение в Проскурове и уезде. Всякое движение после семи часов вечера разрешается лишь по письменному разрешению штаба Запорожской бригады...

...6. Предлагаю населению прекратить свои анархические взрывы. У меня достаточно сил, чтобы бороться с вами. Больше, чем других, я предостерегаю жидов. Знайте, что вы — народ всеми нациями нелюбимый, а вы творите такие беспорядки между христианским людом. Разве вы не хотите жить? Разве вам не жаль свою нацию? Пока вас не трогают — сидите молча, а то такая несчастная нация баламутит бедный люд.

Ознакомившись с этими «тезисами», встревоженный Шенкман отправился к Семесенко, чтобы лично с ним познакомиться. Тот его принял очень любезно и в видах предотвращения погромов и грабежей обещал снабдить квартальную охрану оружием и оказать ей всяческое содействие.

Между тем в начале февраля 1919 года большевики уже изгнали петлюровскую Директорию из Киева, сам Петлюра перебрался в Винницу, а большевики, эсеры и левоэсеры-боротьбисты готовили вооруженное восстание против него во всей Подольской губернии. Намечено оно было на ночь с 14 на 15 февраля и начаться должно было в Житомире. Но туда неожиданно прибыли значительные петлюровские силы, после чего начало восстания перенесли в Проскуров, где на казарменной основе квартировали уже разагитированные большевиками солдаты 15-го Белгородского и 8-го Подольского полков.

В ночь с 14 на 15 февраля большевики начали восстание силами всего в 200 человек. К ним присоединилась лишь незначительная часть гарнизона, ибо сведения о большевистском брожении в нем были преувеличены.

Восставшие, арестовав офицеров и коменданта Киверчука, двинулись на железнодорожную станцию, где в вагонах квартировали казаки. Но семесенковцев оказалось куда больше, чем ожидалось, и солдаты, практически не вступая в бой, при первых же выстрелах вернулись в казармы. Семесенко за несколько часов разгромил восстание, а главные заговорщики — больше вики — все разбежались!

Освободившийся из-под ареста Киверчук на вопрос, кто его арестовал, провокационно соврал: «Жиды из квартальной охраны». На самом же деле среди восставших были кто угодно, но вину возложили на проскуровских евреев, не подозревавших ни о восстании, ни о своей близящейся участи.

Выставив своим казакам и гайдамакам на вокзале пышное угощение с водкой и коньяком, Семесенко обратился к ним с речью. Он говорил им, что жиды, эти самые опасные враги украинского народа, собирались вырезать всех казаков и гайдамаков и что теперь необходимо им достойно отомстить.

Он заставил гайдамаков поклясться перед украинским знаменем, что они вырежут всех жидов Проскурова, не применяя огнестрельного оружия, не грабя жидовского добра и не насилуя жидовок! Поставленная им задача — убивать, убивать и еще раз убивать, используя при этом только холодное оружие: шашки, штыки и т. п. Запротестовал только один сотник, что едва не стоило ему жизни.

С самим погромом (иногда его называют еще «кровавой баней») не затянули: он состоялся в тот же день, 15 февраля, тотчас же после обеда. Присягнув перед знаменем, казаки и гайдамаки выстроились и с песнями и музыкой направились от вокзала в город...

В два часа пополудни на главной улице Проскурова появился конный отряд красношлычных гайдамаков численностью в 450 человек[54]. Когда он поравнялся с еврейским кварталом, раздался свист командиров и гайдамаки спешились. Оставив лошадей под присмотром дежурных, группами в пять-восемь-десять человек они рассыпались по еврейским улицам и вламывались в еврейские дома. Организованно, по команде принялись за дело, прибегая только к холодному оружию. Шли из дома в дом и резали, кололи, рубили всех подряд. Действовали так тихо и спокойно, что евреи на соседних улицах и не подозревали, что происходит. На перекрестках стояли гайдамаки и убивали бегущих евреев.

Резня закончилась, как и началась, свистом командиров. Гайдамаки побежали к своим коням, вскочили на них, выстроились и с песнями и музыкой вернулись на вокзал.

В тот же день, 15 февраля, петлюровцы зверски зарубили вставшего на защиту еврейского населения 37-летнего протодьякона Проскуровского кафедрального собора Климентия Васильевича Катчеровского (это его настоящая фамилия), отца троих малолетних детей от 2 до 9 лет. Во время погрома многие другие украинцы, русские и поляки, соседи и друзья, с риском для себя самих спасали евреев, прятали их в своих домах и подвалах.

По одним сведениям, резня продолжалась три-четыре часа, по другим — шесть с половиной. Погибло, по разным оценкам, от 1600 до 4000 человек, ранено не менее 700, не менее 900 детей стали сиротами.

Вот как смачно описывал Проскуровский погром очевидец, а возможно, и сам погромщик, ставший потом классиком украинской советской поэзии, — Владимир Сосюра:

Старшины говорили, что это евреи сагитировали белгородцев[55]. Говорили, что казаки первого куреня поклялись под флагом денег не брать, а только резать. Они пошли в город и вырезали почти всю проскуровскую еврейскую бедноту. Портных и сапожников. В буржуазные кварталы они не заглядывали. Был один казак, который знал еврейский язык. Он подходил с товарищами к