Собрание сочинений в семи томах. Том 5. На Востоке - Сергей Васильевич Максимов

«Надо, — замечает старик, — более промывать: которые вот промыть не поленился, те и белы стали!»

Станица Пермикина — 13 дворов.

Те же неудобства первоначального заселения; но к прежним общим здесь присоединились новые враждебные препятствия.

— Одолели ребят комары, и мошка, и пауты (оводы). Змея (черная и бурая) в большом количестве живет, ужалила вымя коровы, ребенка. Но, слава богу, все прошло благополучно. Змею больше аршина убили у меня на углу избы, — сказывал старик, отец старшего. Он же рассказывал, что перед переселением их с места родины в родных их избах целый год не видать было тараканов.

— Ушли, и Господь их ведает — куда! Сорока опять же появилась, а допрежь того мы этой птицы в наших местах и не видывали.

То же самое подтвердила старуха — жена его — и дочка. Видимо, присущее бездолье и несчастия, не находя оправдания в действительности, заставляют казаков стараться объяснять их мистическими предзнаменованиями.

Впрочем, старик этот, видимо, крепко суеверен: он полагает, напр., что змея скоро должна уйти от селения, потому что свиньями обзавелись.

— Не терпит в гадине дьявольская сила свиного духа, и пропадают змеи. В наших местах, за Байкалом, бывало уж экое дело.

Болот, сказывают, нет и земли под станицей в избытке. К ней подошла длинная широкая равнина; место это никогда прежде заселено не было. Для скота корму много.

— А девки за ягодами ходят?

— Да нету ягод-то, кажись, а может, и есть, так еще не успели присмотреться-то, доискаться.

— А вечерки по зимам затевали оне?

— Девок-то у нас мало, да и не до вечерок.

— А на Шилке было весело?

— Ну да как не весело? Своя сторонушка! Ревели-ревели, как с родного места снимались! Тяжело ведь, дело-то не свычное! А здесь вон и коровушки-то как-то плохо телятся: то недоносками без шерсти, то зобатые. Родится эким теленочек, да и помрет.

Следующая станица Бекетово повторяет то же самое вслед за предыдущими. Место для нее выбрано невыгодное, на горе, — тесное, каменистое; делают росчисти, но медленно, за неимением достаточного числа рук.

Прошлой зимой вблизи этой и предыдущей станицы кочевали манегры — особенное от орочон племя. У них и черты лица правильнее; они и зажиточнее, богаче орочон, деятельнее и оборотливее их в торговле, но те и другие кочующие: орочоны с оленями, манегры с лошадьми. Некогда юрты манегров попадались по всему течению Амура, начиная от реки Невур и Албазина и дальше. Я не видал ни одного представителя этого племени, а бродили они, говорят, до Кутоманды.

— Куда же они делись? — спрашивал я у казаков Бейтоновской станицы.

— Приезжал, сказывают, к ним маньчжурский чиновник, перевел их на свою сторону. Сказывают тоже, что поселили их по реке Кумаре в двух днях пути от Амура. Там-де они и живут теперь. Начальство наше велело обходиться с ними поласковее, на свою сторону переманивать. Старались мы, прикармливали, припаивали. Иные успели даже и призадолжать кое-кому и кое-что.

— А каков народ этот на ваши глаза показался?

— Тихой народ, добрый народ; кажется, и орочон лучше; с ними жить хорошо было.

— Каково вы с манеграми жили? — спрашивал я в Бекетовой станице.

— Ладно жили. Пользовались от них рыбой, мехами, кожами на лапоть. Давали им старые, рваные рубахи свои, бутылки, у кого были. Все брали, ничем не брезговали; особенно им любы были старые наши тряпки. Да вот по зиме-то ушли от нас: все вдруг, словно по заговору. Успели задолжать — не расквитались! Чиновника маньчжурского, однако, не видали.

— Вернутся они к вам, как вы думаете?

— Кто их знает: может, к весне-то и вернутся; вот уж ни единого человека во всю зиму не видали, а нам около них и хорошо было: рыбку давали, меха продавали — есть же страстишка к торговле-то...

Амур от станицы Бекетовой продолжает по-прежнему разбиваться на протоки и обставляться островами. Пристально вглядываясь, находишь, что коренные берега Амура — горы, хотя они и отходят всегда несколько в сторону. Низменности, в последнем случае выходящие на берег, — или острова, образованные протоками реки, или случайность в такой степени, что большая часть окраин этих низменностей ежегодно отмывается весенней водой и значительными грудами отваливается. Пропадают, говорят, целые острова; берега за одну весну успевают сокращаться сажен на пять — на десять; часто из воды торчат опрокинутые недавно, вывороченные лесины, целые кусты, называемые туземцами паршами. Таких паршей чрезвычайно много по всему Амуру; в этом отношении он представляет замечательную особенность реки, еще не установившей своего коренного течения, продолжающей строиться, принимать законченные и надлежащие формы. Таких рек, как известно, не существует во всей Европе; нет ничего подобного и в реках сибирских. Зимой, говорят, река имеет новые капризы; она обыкновенно замерзает замечательно толстым слоем льду, но теплые ключи береговые в приметном множестве выжимают воду на ледяную поверхность. Вода там снова замерзает сплошной корой, и так иногда до трех раз и больше. Вода теплых подземных ключей и ее подледные испарения, не находя себе исхода, выпирают лед наверх и таким образом делают бугры высокие, неправильной формы, большей частью конической! В иных и частых случаях испарения ее успевают просочить лед в виде полыньи, преимущественно около кустарников, и в этих местах река обыкновенно и постоянно отдает паром. Таким мест много на Амуре. Много и таких, где недостаточно теплые ручьи подводные затягиваются тонким слоем льду и забрасываются обманчиво снегом и где, стало быть, очень часто проваливаются и верховые проезжие, и едущие в санях. Последнее обстоятельство важно еще потому, что теплые ключи не всегда являются в одном и том же месте: прошлогодние обнаруживаются и в следующий год, но весьма нередко на совершенно другом, новом месте.

Островов по Амуру чрезвычайно много, острова эти низменны, песчаны, покрыты кустарниками; красиво выплывают они впереди, картинно затягиваются в туманную синеву и пропадают из глаз, предварительно сгруппировавшись в один сплошной остров. Таких островов особенно много перед ст. Толбузино; легко между ними запутаться: станицы не видать за островами, успевшими уже одеться бойкой и густой зеленью, которая особенно распустилась после недавнего дождя. Чтобы не блуждали в этом месте казенные плоты и баржи, догадались на выдавшемся мысу берега построить избу-караулку, которая и служит маяком.

Толбузино. И вот снова историческое имя в названии станицы. Алексей Толбузин два раза был на Амуре албазинским воеводой; первоначально в 1684 году. Когда при осаде русские потеряли сто человек и