Отблеск миражей в твоих глазах - De Ojos Verdes

ничего нового. Успела начитаться о причинах задержки менструации, проанализировать и понять, какой у меня случай. Всё банально — начало активной половой жизни, которая способна сдвинуть цикл на фоне стресса и гормональных изменений.

Хорошая новость — анализы в норме, дальше сбоев быть не должно.

Плохая новость — меня это сейчас волнует в последнюю очередь.

«Еще ничего страшного не произошло».

Вторую неделю прокручиваю в голове слова Барса и стопорюсь на них, так и не определившись, почему мне так больно. Может, потому что несознательно он все-таки называл возможную беременность чем-то «страшным», что еще не произошло? Или… потому что оставался оптимистичнее меня?

Я не согласна. Страшное произошло.

Как деревенская дурочка, я позволила панике выбить из меня разум, впала в истерику и… подвела нас обоих. Могла ведь элементарно сперва проверить хотя бы тестом, а потом уже пускаться в страхи. Но нет. Накрутила себя, дошла до ручки и вылила всё на Таривердиева. Я действительно снова подвела его своим поведением и реакцией. Знаю. И мне жаль безумно, это чувство стыда грызет меня изнутри.

Наряду с открытием, что я настолько уязвима.

Так адски меня не штормило даже после истории с наркотиками. Когда я посещала психолога, ни одного нервного срыва не случилось. Несмотря на то, что мы коснулись всех сложных тем. Плакала, проживала болезненные инсайты, но не теряла себя до такой степени…

Я думала, вопрос с биологическим отцом давно закрыт. «Проработанная» сильная девочка, да какие могут быть триггеры, черт возьми? Я умная, начитанная, прекрасно изучила азы проблемы «отцы и дети», приняла ситуацию, отпустила. Я, мать твою, два года вела диалог с собой, раскладывала по полочкам каждую эмоцию. Все мы как личности куемся в кузнице собственных тревог и побед над ними. И я, блин, снесла эту кузницу!

Или перелистнула последнюю страницу, закончив книгу! Железно!

Но тут оказалось, что есть второй том…

Вероломство моей психики поражает.

То есть, я такая слабая?..

И, наверное, именно это я не могу себе простить — внезапную слабость, задевшую по касательной и Барса. Отразившуюся трещиной в наших отношениях. Внесшую прохладу и отстраненность между нами.

Миссия провалена.

Возвращаюсь домой поздним вечером после многочасовой бесцельной прогулки по городу и занимаюсь привычной рутиной, готовлю ужин, который остынет задолго до прихода Таривердиева. Оставляю на плите, сама не притрагиваюсь, аппетит так и не восстановился.

Завтра уже начало учебного года. Беру планшет и забываюсь в серии интересных видео-лекций по профилю. Поглаживаю кролика, забившегося мне под майку, он любит сидеть на моем животе.

Не представляю, как пролетает время. Я вздрагиваю, убираю наушники и вскидываю голову, когда в комнату заходит Барс. Почти двенадцать. Он останавливается на пороге и хмурит брови, глядя на хозяйничающего на мне питомца. Терпеть не может, когда я так делаю. Каждый раз заставлял отправлять несчастного зверька в клетку, а потом отмываться. Я обзывала его сахарной чистюлей, но подчинялась, лишь бы не слушать повторно, сколько заразы может быть на домашних животных.

А сейчас Таривердиев лишь молча смотрит на вошкающегося Диего — забавная кличка кролика тоже, кстати, показалась ему оскорбительной, потому что я назвала того именно в честь Барса, малыш темненький и активный. Затем поднимает на меня уставший взгляд и спрашивает:

— Ты как? Всё хорошо?

— Да. А ты? Разогреть тебе ужин?

— Нет, я только в душ и спать.

Он идет в ванную, а я переношу черный комок в его обитель и готовлю постель, стягивая покрывало. Отправляюсь в кухню, распределяю еду по контейнерам, чтобы утром вручить их… мужу. Стандартные обыденные процедуры.

А уже глубокой ночью, глядя на дрыхнущего без задних ног Таривердиева, я захлебываюсь слезами, прижимая ладонь ко рту.

Не могу до конца объяснить природу этой неотвязной щиплющей боли, поселившейся во мне с того дня, как мы сидели на полу напротив друг друга, без слов понимая — что-то пошло не так.

Корю себя за опрометчивость. За то, что не уберегла его от очередного повода загрузиться своим прошлым. За то, что у меня никак не получается вынырнуть из топкой иссушающей жалости к себе же. Собраться и… двинуться вперед.

Переживаю за Барса очень. С ума сошел, совсем не отдыхает. Сдвинул смены в клиниках, чтобы еще и ночью подрабатывать в баре, как раньше — устроился туда дней десять назад. Приходит либо к двенадцати, либо под утро. Спит через день. Грушу в гостиной набивает чуть ли не до крови на руках. Глаза бешеные. Решительные, неуступчивые, нечитаемые.

Зачем он так с собой? К чему стремится подобными действиями и непонятным темпом жизни?

Боюсь за него нереально, ночами дрожу рядом, не в силах сдержать истинные эмоции. А при виде него… сказать ничего не могу. Будто растеряла на это право…

Утром встаю раньше его будильника, привожу себя в порядок, уходовыми средствами ликвидируя последствия очередной бессонной сопливой ночи. Каждый божий день призываю себя собраться, стряхнуть апатию, подтянуть внутренние ресурсы.

Но пока не получается. Словно какая-то крохотная, но крайне важная деталь неисправна. И я не могу обнаружить — какая именно. Никудышный механик.

Барс появляется в кухне, когда заканчиваю готовить завтрак. Занимался полчаса в гостиной, снова лупил по своей боксерской груше, каждый удар отзывался во мне пронзительным ледяным уколом, и в какой-то момент я отошла от плиты к окну, чтобы хотя бы немного согреться теплом яркого солнца. А после продолжила готовку.

— Доброе утро, — Таривердиев садится за стол, я выставляю перед ним тарелки, отсекая неожиданно остро вспыхнувшую потребность зарыться пальцами в его влажные после душа волосы, беспорядочными прядями атаковавшие лоб.

— Доброе утро.

— Скинь мне номер хозяйки квартиры. Сколько ей перевести? И договор продлевать надо? Или по умолчанию продолжается? Там был этот пункт? А лучше… дай мне сам договор, я разберусь.

Я опасалась этого разговора…

Беру свою порцию и устраиваюсь напротив. Осторожно поднимаю глаза, пару секунд наблюдаю, как ест. Несколько ударов сердца в груди невыносимо печет от необъятных чувств. Неконтролируемым всплеском. Такое бывает только рядом с человеком, который дорог. Которого любишь.

Родной мой.

— С ней дедушка тогда договаривался. И он… неделю назад позвонил сказал мне, что снова внес плату за год, поэтому… ничего делать не нужно.

Таривердиев фигурно застывает с ложкой в руках. Переводит на меня пристальный прожигающий недовольством взгляд и вздергивает бровь.

Я пожимаю плечами, мол, я тут не при чем.

— Значит, переведу деньги ему, — упрямо ведет головой и сцепляет челюсть.

— Барс… пожалуйста…

— Тема закрыта.

Распахиваю рот в изумлении и таращусь на него. Властный беспрекословный тон