Найди сердце королевы - Фэя Моран

чувствую ничего, пока он уверенно, твёрдо и с насмешливым тоном продолжает говорить: – Мой неотёсанный сопливый сын принят обратно. Как и ты. Добро пожаловать в семью, Каталина Харкнесс.

И после этого Вистан выходит из камеры, оставив дверь открытой.

Сидя на бетонном холодном полу возле кусков ткани, обессиленная, с разрывающейся болью головой и перепачканная в крови Гая, я всё пытаюсь понять, погубит ли меня дикая нарастающая ненависть к этому жестокому бездушному человеку или же во мне растёт желание расплющить его голову точно так же, как и череп Хью.

И я наконец решаю: он точно поплатится за то, что сделал. Пусть в этом никто не сомневается.

Когда я выхожу из временного заточения, глазам предстаёт широкий коридор, ведущий к лестнице. По сторонам от меня расположены железные двери, подобные той, из-за которой я только что вышла. Мраморный пол устлан дорогим ковром, по которому я бесшумно ступаю. Моё роскошное платье теперь выглядит не так роскошно, однако это самое последнее, о чём я думаю, когда осторожно поднимаюсь по лестнице, не слыша никаких звуков – лишь тишина, давящая и устрашающая. Я поднимаюсь из частного подземелья Харкнессов на первый этаж, оказываясь в просторном блестящем фойе.

Грёбаные чудовища, помешанные на королевской тематике. Как настолько ужасные люди могут жить в таком красивом месте?

– Кто тебе позволил ходить по дому в подобном виде? – раздаётся презрительный тон за моей спиной.

Обернувшись, я обнаруживаю Дианну Харкнесс – красивую, нарядную, но совсем не настроенную на добрую беседу. Рядом с ней стоит молодая горничная, опустившая в повиновении взгляд. Словно принцесса и её фрейлина.

Мне вдруг вспоминается, что я практически ничего не знаю о Дианне, как не знаю ничего и о пропавшем Теодоре – младшем брате Гая.

– Приведи себя в порядок, господи, – закатывает глаза Дианна. – Не позорь нашу фамилию, раз осмелилась стать одной из нас.

– А ты думаешь, опозорить её может только мой вид? – У меня от желчи горит горло, я хочу выплеснуть её прямо в лицо сестре Гая.

Дианна округляет глаза, словно никто никогда не смел раскрывать рта перед ней до этой самой минуты. И я почему-то вижу в ней немного себя из прошлого. Папина принцесса. Никто ничего не скажет, никто не осмелится забрать у неё любовь отца.

– Я очень не советую тебе дерзить мне, – произносит она угрожающе. – Я с лёгкос…

– Неужели ты знаешь обо всём, что делает отец с Гаем, и молчишь?

Она смотрит на меня твёрдо, на её красивом аристократическом лице не видно никаких эмоций.

– Честь семьи – дело очень тонкое, – наконец отвечает она, но не успевает добавить ещё что-то, как я, в ужасе от этих слов, перебиваю её мысли:

– О какой чести может идти речь?! Отец мучает сына всю его сознательную жизнь! Как вы можете позволять такому происходить в доме?!

– Гай виноват сам. – Хладнокровие, с каким Дианна это произносит, заставляет моё сердце содрогнуться, а затем упасть куда-то вниз. – Если бы он делал всё, чего хотел папа, многого можно было бы избежать.

– Убийство человека – это то, чего хотел твой папа от двенадцатилетнего мальчика, – напоминаю я, нарочно выделяя возраст.

Я знаю, что разговаривать с человеком, росшим в центре преступного мира, бесполезно. Она считает происходящее вокруг себя нормой, это понятно. И всё же мне так хочется, чтобы у неё дрогнул хотя бы голос. Чтобы в голову поступило хотя бы одно маленькое сомнение в адекватности действий своей семьи.

Но Дианна остаётся так же хладнокровна и бездушна, как и её отец:

– Папа хочет только хорошего нашей семье. Ты выступаешь сейчас угрозой. Ты перетянула Гая на свою сторону, и тебя за это убить мало. Однако папа милосерден. Он проявил к тебе терпение. Будь благодарна ему за это!

От абсурдности её слов я едва не вскрикиваю во всё горло, закрывая уши и вырывая волосы на голове. Мне хочется истошно вопить, чтобы хоть так вразумить эту чокнутую девчонку, со стороны больше напоминающую последовательницу какой-то секты. И ведь так и может быть. Я слышала, что секта – это необязательно целая группа незнакомых людей, объединённая одним убеждением или верой. Сектой может выступать простая семья, где один человек манипулирует всеми остальными, снабжая своими бредовыми идеями.

Кажется, весь род Харкнессов – самая настоящая секта. Ведь это имеет смысл. Вистан часто упоминает Бога в своих жестоких речах, Гай же говорил, что Харкнессы приравнивают себя к Богу.

– Папа зовёт на завтрак, – говорит Дианна, обрывая мои мысли. – Но в таком убогом виде ты к нашему столу не подсядешь… Рита! Приведи её в порядок и сопроводи в столовую.

– Да, мисс, – кивает ей до этого момента безмолвная горничная. Мне даже кажется, она боится заговаривать без разрешения своей хозяйки.

Дианна, оставив после себя шлейф приятных дорогих духов, уже уходит. Её тёмно-синее платье безупречно сочетается с золотисто-каштановыми волосами и светлой кожей, а высокие каблуки ничуть не мешают грациозности, будто она с рождения на них ходит.

Без сомнений, Дианна Харкнесс считает себя настоящей принцессой криминального мира своего отца. Вистан – король, Гай – принц, а она – принцесса. Правда, мне интересно, как она смотрела на то, что «король» периодически издевался над «королевой»?

– Мисс, пожалуйста, не задерживайтесь, – вдруг окликает меня горничная. – Нужно идти, иначе мистер Харкнесс будет зол.

– Пусть мистер Харкнесс идёт на хуй.

Она округляет глаза, глядя на меня так, будто мои слова вызвали самого дьявола.

– Расслабься, – бросаю я ей почти небрежно. – Скоро тебе не придётся перед ним пресмыкаться. Ни перед кем из них.

И затем я позволяю ей увести меня в одну из свободных комнат. Здесь очень светло и чисто, и, кажется, никто не живёт. Я принимаю душ, стараясь не задерживаться, смываю с рук кровь Гая и пыль, успевшую сесть на меня в подвале. Затем горничная вручает мне облегающее чёрное платье и туфли, которые прислал Вистан. Мне хочется порвать наряд голыми руками в порыве злости, но вместо этого я послушно надеваю его. Мне жутко от мысли, что моё поведение может вызвать у Вистана гнев, который затем обрушится на Гая. Поэтому я постараюсь играть роль невинной овечки.

Горничная ведёт меня в столовую, в которой издевались над Гаем. От ярких воспоминаний к горлу подкатывает тошнота, и я стараюсь не смотреть на пол, на котором его держали прижатым и обездвиженным.

– Замечательно выглядишь, прелестница-невестка! – встречает меня Вистан с такой дружелюбной улыбкой, что я на секунду забываю о том, кто он на самом деле.

За столом