Найди сердце королевы - Фэя Моран

ли ему ещё немного пожить. Если да, то такова воля Божья, если же нет… Увы, я отправлю к нему и тебя.

Мне кажется, что-то внутри меня медленно умирает, а я вместе с ним.

Глава 26

Как ощущается мёртвое сердце?

Конечно, оно вовсе не ощущается, оно же мёртвое. Именно это я и чувствую сейчас.

Вистан терпеливо ждёт моего согласия, а я знаю, что он не выпустит нас просто так. Он не поменяет решения, не позволит мне отказаться. У меня нет никакого выбора.

Я хочу умереть… Господи, пожалуйста, дай мне умереть, но не делать того, чего от меня требуют…

– Чейс, дай ей пистолет, – приказывает Вистан.

Мне в руку кладут оружие – вроде того, с которым я тренировалась на стрельбище в доме Гая. У меня пересыхает горло, а руки начинают трястись. Я смотрю на орудие убийства и понимаю, что им можно отнять жизнь человека.

И сейчас люди вокруг хотят, чтобы я отняла жизнь у Гая.

Этого желает его родной отец.

Волна тошноты подступает к горлу стремительно.

– Побуду милосердным, – продолжает Вистан довольным насмешливым тоном. – Я дам тебе самой решать, куда стрелять. Ты можешь выстрелить сразу в голову – на верную смерть, а можешь попасть в более незначительные места. Решать тебе, так уж и быть.

Словно это упрощает мне задачу. Будто бы от этого мне сразу должно стать легче.

Вистан упивается моим страхом, моим разрывающимся сердцем, моей паникой, которая заполнила каждую клеточку тела.

– Даю тебе десять секунд, – твёрдо говорит он. – Не успеешь выстрелить до этого, я убью Софи у вас на глазах, и у вас же на глазах вытащу из неё её чёртового ребёнка. Крови будет много, вам не стоило бы видеть подобную картину. Как не стоило бы видеть, как я отсеку головы предателей, решивших помочь тебе.

Пистолет словно становится ещё тяжелее в моей руке, пока я пытаюсь привести в норму собственный разум. Я поднимаю взгляд на Гая. Он будто пытается игнорировать боль и унижение, которым подверг его отец, сейчас он смотрит на меня и видит только меня. А потом вдруг тихо говорит:

– Стреляй, моя роза.

Я качаю головой, а из глаз текут слёзы.

– Нет… Нет, я не могу, я…

– Семь! – кричит Вистан. – Шесть! Пять!

– Каталина, стреляй, – уже с напором выдвигает Гай. Остекленевшие глаза пусты. – Стреляй в меня.

– Гай! – реву я в ответ, а пистолет словно сжигает мне руку. – Я не могу!

– Всё будет хорошо, просто стреляй. Прошу тебя, стреляй.

Конечно, ради друзей он готов получить и пулю. Сейчас ему плевать на последствия, плевать на собственную жизнь. Он сделает всё ради того, чтобы Софи, Нейт и Зайд не пострадали.

Я смотрю в его глаза, пытаюсь уловить в них что-то живое. Что-то, за что можно было бы ухватиться как за единственный способ ещё оставаться в здравом рассудке.

Но я уже давно потеряла рассудок. Ещё с той секунды, когда размазала голову Хью по бетонному полу.

Я медленно поднимаю пистолет. Рука дрожит, а в голове на секунду мелькает мысль: я могу повернуть дуло и быстро выстрелить в самого Вистана. Могу убить его прямо сейчас, могу отомстить за страдания двенадцатилетнего мальчика и его мать. Желание сильное, оно горит внутри меня как пламя, как разразившийся лесной пожар.

Но, разумеется, я не могу поступать так безрассудно. Мы не в кино со счастливым концом, мы не знаем, как завершится мой поступок. Если я промахнусь, последуют мучения куда хуже. Наверное, за попытку убийства босса «Могильных карт» меня превратят в пепел, перед этим долго и коварно пытая. Наверное, в этот момент всем будет уже плевать на то, что я – Харкнесс.

Я опускаю палец на курок. Только сегодня Нейт учил меня стрелять, но я никогда бы не подумала, что это умение обернётся против меня. Что применить его мне придётся на человеке, которого я люблю.

Да. Я люблю его.

Гай кивает мне. В его зелёных глазах нет ни капли страха, нет даже и тени отчаяния. Словно каждый день в него стреляют, словно каждый день он становится жертвой отца.

Хотя, может, так и есть.

– Пять, четыре, три, – считает Вистан громко.

Я опускаю дуло и целюсь Гаю в ногу – туда, где меньше всего шансов нанести ему сильный вред. Стрелять в туловище нельзя, это очевидно, ведь я рискую задеть жизненно важные органы, а если в голову – могу его убить.

– Два, один… – заканчивает Вистан.

И я стреляю.

В ушах звенит, рука вздрагивает от отдачи. Пуля вылетает быстрее, чем я успеваю понять, что действительно нажала на курок. У Гая искажается от боли лицо, хоть он и остаётся безмолвен, а потом падает на колени. Мужчины, держащие его с обеих сторон, отпускают его руки, позволяя упасть.

– Умница! – произносит Вистан восхищённо и гладит меня по голове.

А я в ужасе смотрю на то, как штанина Гая пропитывается кровью, а вокруг нет помощи. У меня разрывается душа, я чувствую, как что-то внутри меня морщится, иссыхает, превращается в пепел, распадается на миллион частей.

Пистолет падает из моих ладоней. Я обессиленно опускаю дрожащие руки, неспособная отвести взгляд от раненого Гая.

– Теперь мы поступим так, милая невестка. – Вистан обходит меня и приближается к сыну, хватает его за волосы так, чтобы поднять лицо. Гай шипит от боли, сжав зубы, но видно, что боль от пули затмевает её. – Я поиграю в господа бога и дам этому жалкому щенку шанс выжить. Вы оба посидите в моей темнице определённое время. Позволяю тебе делать всё, что захочешь, чтобы его спасти. Затем я вернусь за вами, и, если мой неотёсанный сынок не истечёт за это время кровью и не сдохнет как собака, так уж и быть, прощу вас всех и верну в свою семью.

У меня всё падает вниз. Я поднимаю полный слёз взгляд и кричу:

– Вы обещали, что оставите его в покое, если я выстрелю!

– Нет, я просто не договорил, – ухмыляется он в ответ.

В следующее мгновение нас хватают всё те же мужчины, а потом волокут по просторным коридорам поместья. Я не сопротивляюсь, не сопротивляется и Гай, пока нас тянут вдоль дверей, пока нас провожают взглядами горничные, которые наверняка за годы работы у Харкнессов привыкли видеть много ужасающих сцен. Поэтому никто нам не помогает. Никто нас не спасает. Никто и не думает об этом.

А потом нас бросают в небольшую серую комнату, похожую на средневековую