Запрещенные слова. книга 2 - Айя Субботина

свое отражение - бледное, с лихорадочным румянцем на щеках и поджатыми губами, потом смазанное ловлю отражение Славы - прищуренный взгляд, плотно сжатые челюсти.

Мы не смотрим друг на друга, но я чувствую его присутствие на коже даже через одежду. Воздух между нами начинает потрескивать от напряжения невысказанных слов и сдерживаемой злости.

Я мысленно считаю секунды до своего этажа. Десять. Девять. Восемь. Господи, почему так медленно…

Его запах - лайм, озон и горечь - заполняет все пространство, просачивается в легкие.

Мне нечем дышать.

Семь. Шесть.

Я помню, как этот запах окутывал меня в его доме, в его кровати.

Я помню, как зарывалась в него носом, как в спасение.

А теперь он как яд. Он меня убивает.

Пять. Четыре.

Вижу в отражении небрежно брошенную на стальной поручень ладонь. Длинные, сильные пальцы, которые так хорошо знают мое тело.

Вспоминаю брюнетку, выходящую из его номера, и меня начинает бить мелкая, внутренняя дрожь.

Три. Два.

Двери открываются.

Я выхожу из лифта, как из камеры пыток.

Делаю шаг по мягкому ковру коридора. Второй.

Я почти спаслась.

Пальцы, которыми я любовалась секунду назад, обвиваются вокруг моего локтя. Резко, сильно, сразу как будто намертво.

Рывок - резкий, безжалостный. Не успеваю даже вскрикнуть.

Слава разворачивает меня, вжимает спиной в свою грудь, притягивая как будто хочет перемешать наши внутренности.

На секунду мне кажется, что он просто обнимает. Что так же, как и я, мучился весь проклятый фуршет и только что - в баре. Скажет что-то теплое, пожалуется, как скучал, а я - отвечу, что безумно, каждый день, скучала тоже… Мне ужасно этого хочется, даже если это в итоге все разрушит.

Но… мои иллюзии и влажные розовые фантазии разбиваются вдребезги, когда я врезаюсь в его тело - твердое, как скала. Предплечье стальной змеей обвивает мою грудь, перехватывая дыхание, вторая рука скручивает запястья за спиной.

Я пытаюсь вырваться, брыкаюсь, но он - несравнимо сильнее.

Он - хищник, а я - просто пойманная без особых усилий добыча.

— Пусти, - шиплю, задыхаясь от ярости и его близости.

— Куда ты так торопишься, ммм? - Его голос - низкий, ледяной шепот у самого моего уха. - Кто-то заждался в номере?

— Не твое дело, Дубровский. - Извиваюсь в его хватке, но это бесполезно. Он держит так крепко, что я чувствую каждый мускул, каждый удар сердца — пугающе ровный, спокойный. А мое, кажется, вот-вот лопнет от боли… и тоски.

— Хорошо провела вечер? - парирует он, и я чувствую, как его губы кривятся в усмешке у моей щеки. - Кому на этот раз морочишь голову?

— Явно не той брюнетке, которая кралась из твоего номера! - Слова получаются ядовитыми, как змеиный укус. Слишком очевидно наполненными болью. Я пытаюсь разорвать связь между нашими телами, но это все равно что пытаться вырвать себе руку. - Пусти, Дубровский!

Он на мгновение замирает, но в противовес хватка становится жестче, почти болезненной.

— Ревнуешь, Би? - «Би», произнесенное с издевкой, режет сильнее ножа. - Как-то не логично получается, не думаешь? Как ты там сказала? «Это все равно ничего не значило, просто секс».

— Повтори это еще раз, когда будешь думать, что имеешь право спрашивать, кто ждет меня в номере, — огрызаюсь я.

Мы стоим так - в пустом, тихом коридоре отеля - два врага, связанных друг с другом невидимой цепью из боли и желания. Я чувствую, как он напряжен. Сглатываю, пытаюсь отодвинуться, но в ответ Слава только сильнее сжимает руки, буквально лишая меня способности двигаться

— Это же просто физика, Би, - продолжает издеваться, толкая меня в сторону моего же номера. - Ты чего так волнуешься? Я не сделаю с тобой ничего… такого, что не делал раньше.

Не знаю, говорит он это намеренно или со злости, но в ответ мое тело начинает предательски обмякать в его руках. Как будто, наконец, замаячил свет в конце тоннеля под названием «секс с Дубровским снится мне каждую ночь». А еще иногда всплывает в памяти в самый неподходящий момент: на совещании, когда за рулем, сижу в одиночестве в кафе и пытаюсь читать книгу.

— Не трогай меня, - произносят мои губы, хотя мысленно я уже на все согласна. Даже на дежавю нашего первого «свидания».

— Уверена? - Его горячее дыхание соскальзывает с моего уха на шею, ключицы, пока пыльцы тянут пиджак с плеча, освобождая больше голой кожи. Только сейчас осознаю, что на мне крохотная, почти ничего не скрывающая ночная сорочка. - Повтори это еще раз, Би, но постарайся в этот раз быть более убедительной. И, клянусь, я тебя и пальцем не трону.

Я чувствую, как он заведен - просто по градусу его тела, по которому мое собственное, невзирая на одежду, размазывается как масло. И, господи… предает. Становится податливым мягким. В попытке скрыть «следы преступления», сжимаю колени - боюсь, что если Дубровский захочет проверить (как он любит и умеет!) все будет слишко очевидно. Хотя, по-моему, все очевидно просто по тому, что никаких намеков на сопротивление я так и не подаю, потому что просто прекращаю бороться. Обмякаю в его руках.

Видишь, твоя взяла - это поражение, капитуляция, мой любимый-любимый враг…

Дверь номера вырастет прямо у меня перед носом.

— Открой, - командует Слава.

Я не спорю. Дрожащими пальцами достаю из кармана пиджака ключ-карту.

Подчиняюсь неизбежному. Необходимому. И желанному.

Слава хватку совсем не ослабляет - ему как будто нужен весь контроль, и даже больше. Даже если я прекратила сопротивляться. Одной рукой продолжает держать меня за плечи, другой забирает карту из моих немощных пальцев и открывает замок. Зеленый огонек вспыхивает в полумраке, как сигнал окончательной победы - похоти над разумом.

В темноте и прохладе номера, я даже ничего не успеваю понять - его зубы впиваются в мою шею, в нежную кожу за ухом. Укус - несильный, но собственнический, как клеймо. Я вскрикиваю скорее от неожиданности и кайфа, чем от реальной боли. Мужские руки окончательно срывают с меня пиджак, он падает на пол бесформенной тряпкой.

Слава прижимает меня грудью к холодной, гладкой поверхности двери. Его ладони скользят вверх по моим рукам, к плечам. Резко, грубо срывают ниточки бретелей комбинации. Ткань трещит с сухим, окончательным звуком.

Я стою перед ним в темноте, полуголая и дрожащая.

А он стоит сзади, и я чувствую сбитое, горячее, пахнущее лаймом дыхание на своей спине.

Дубровский