Наталья Сафронова - Мозаика любви

— Они могут быть, не все потеряно, только отпусти меня.

— Никогда.

— Неужели я тебе до сих пор нужен?

— Дело не во мне. Мне давно нужен не ты.

— А кто?

— Сержио.

— Этот мальчишка? Неужели ты воспринимаешь его всерьез?

— Я воспринимаю себя всерьез. Мои чувства для меня важнее, чем его, чем он сам, чем все на свете.

— Ну что ж. Ты тоже можешь осуществить твою мечту, живи с ним.

— Ты не хочешь понять, что наши с тобой мечты неосуществимы.

— Ну почему? Давай попробуем.

— Нельзя пробовать! Нельзя рисковать этим! Ни ты, ни я не реализовали ничего из того, что нам хотелось. По слабости, лени, беспечности мы потеряли шанс стать теми, кем могли бы быть. Мы не сберегли и не приумножили то, что нам было дано. Так давай хранить последнее, что дает жизни смысл, — мечты. Ты мечтаешь о чистоте, о ребенке, я о свободе от себя, от своего характера. И то и другое несбыточно. Так пусть останутся хоть несбывшиеся надежды!

— Ты думаешь, я не смогу стать отцом и мужем?

— Нет, уже нет. И пусть ты лишишься этого по моей вине, чем по своей. Мы с тобой слишком много грешили, чтобы иметь право на счастье, но все-таки надежду на него отнимать нельзя.

— Откуда столько пафоса в твоих речах? Перестань морочить мне голову и прятаться в словах как заяц в кустах. Чего ты боишься? Имущество мы разделим, да и твое наследство обеспечивает тебя лучше, чем такой муж, как я. Тебе с твоим мальчиком хватит на веселую жизнь. Обо мне не волнуйся. Развод мне не нужен, мне нужна свобода.

— Ты свободен. Иди. Начинай все сначала. Только конец будет такой же. Сколько у тебя хватит выдержки на праведную жизнь? Полгода, год? А потом ты будешь приходить, пропахший блудом, и брать ребенка на колени, чтобы спрятать глаза? Она любит тебя, и от нее ничего не скроешь, но она тоже начнет врать, чтобы не разрушить то, что построено на руинах, и в лучшем случае ты еще раз повторишь наш брак, а в худшем возненавидишь ее, себя, меня за то, что я тебя отпустила.

— А ты? Почему ты не хочешь начать все сначала?

— Начало давно позади. Но я даже готова променять конец на простую и, увы, недоступную мне радость видеть каждый день сначала любимое лицо, а потом уже солнечный свет. Я люблю его с одержимостью каторжника, прикованного к своим годам, к своей жизни пудовой цепью. Я мечтаю о нем, как мечтает узник о ветре и шуме деревьев за стенами тюрьмы. Я хочу просто быть с ним рядом, слышать его голос, разделять его мысли и чувства. Но это невозможно. Все, что я могу, это сломать его жизнь своей любовью или разочароваться в ней. Этого мне не хочется. Вот почему, мой дорогой, наш брак незыблем.

— Витторио, что с тобой?

Ему хотелось услышать подобный вопрос от жены, чтобы облегчить себе начало трудной беседы с ней, но супруга невозмутимо молчала.

И он вновь в одиночку продолжил их безмолвный разговор.

— Клара, я действительно взволнован и веду с тобой мысленный диалог, хотя проще сказать все прямо, не правда ли?

— Конечно, хотя за все наши годы ты редко отличался прямотой и правдивостью. Что случилось?

— Я скоро стану отцом. Одна женщина ждет от меня ребенка.

— Кьяра?

— Ты знаешь?

— Разумеется.

— От кого?

— От твоей Елены. Надеюсь, дитя унаследует характер матери и ум отца. Поздравляю. Значит…

— Нет, дорогая. Это ничего не значит. Я своих клятв не меняю. Тогда у алтаря я клялся перед Богом и людьми, что буду с тобой всегда и сдержу свои слова.

— Эх, милый. Это, наверное, единственная клятва, которую ты соблюдаешь. И то не ради Всевышнего, не ради меня, а ради себя. Но как к этому отнесется будущая мать? Надеюсь, ты не будешь, как обычно, прикрываться мною? Имей в виду, если она спросит, я скажу, что не держу тебя.

— Я сообщу ей мое решение и надеюсь, что буду понят.

— Будешь. Но рождение ребенка ущемит мои права наследования. Нам нужно оформить дарственные документы на дом и долю в деле.

— Клара, кто из нас адвокат?

— Сейчас ты неверный муж, заведший внебрачную связь.

— Ты грозишь мне судом?

— Если ты не будешь благоразумен. Итак, помимо дарственных на имущество я хочу получить сто тысяч до рождения ребенка. У тебя появятся большие расходы, и мне неудобно будет просить денег.

— Клара, ты хочешь отнять у меня все!

— Неправда, я оставляю тебе твое дитя и право назвать его твоим именем. Мало того — чтобы ты мог насладиться ролью молодого папаши, в начале лета я уеду в длительное путешествие, куда-нибудь в Южную Америку.

— Одна?

— Нет, с Сержио, если он захочет составить мне компанию.

— Значит, ему ты оставляешь право выбора, а мне нет.

— У тебя оно тоже было, но ты свой выбор сделал. Завтра к вечеру я заеду к тебе для оформления дарственной.

— Дорогой, тебе не нравится соус к рыбе? — прозвучал глухо голос Клары. Молчавший весь вечер супруг наконец открыл рот, чтобы произнести одну из заготовленных речей, но неожиданно для хозяйки начал критиковать блюдо:

— Да, он кисловат. Я больше люблю сливочный вкус.

— Это-все твои печали или что-то еще? — подозрительно глянув на него, произнесла супруга. — Ты удивительно задумчив сегодня. Что-то случилось?

— Да, — твердо произнес Витторио, потом надолго замолчал, повторно прокручивая в мыслях возможные фразы. Вздохнув, он наконец ответил тихим жалобным голосом, утратившим решительность: — Я очень устал за последний год, чувствую себя выжатым лимоном. Нет сил ни на что, даже на любовь к тебе, дорогая. — Муж виновато коснулся руки Клары.

— У тебя слишком много дел и слишком активный досуг. Нужно от чего-нибудь отказываться, — упрекнула она.

— Ты не права. Надо не меньше работать, а больше отдыхать. Как ты смотришь на то, чтобы прокатиться со своим старым мужем в круиз на «Виктории» куда-нибудь в Антарктиду? Или давай посетим загадочную Россию, мой последний клиент звал нас и обещал организовать все без туристической вульгарности, — предложил муж.

— Когда? — уточнила супруга.

— В начале лета. Или у тебя были другие планы? — поинтересовался он.

— У меня были другие планы, но от такого предложения трудно отказаться. Лучше пока не загадывать. Больше ты ничего не хочешь мне сказать? — Клара подняла на него яркие, окруженные сеточкой морщин глаза.

— Только то, что ты сегодня прекрасно выглядишь, дорогая. И я готов помочь тебе убрать со стола, — выдержав ее взгляд, ответил Витторио.

— Да, сегодня не обычный вечер. Много неожиданностей, — призналась Клара.

К удивлению дежурного портье, Лобанов изменил планы и поздно вечером того же дня покинул гостиницу в Курмайере на срочно арендованной машине. Ночь, начавшаяся по-зимнему, в шесть вечера была черна. Бортовой компьютер мощного автомобиля показывал Анатолию, что температура воздуха в проносящейся за окном атмосфере упала ниже нуля. Местами он попадал под снегопад, но снег еще не ложился на землю и напоминал театральную бутафорию. Указатели с надписью «Комо» стали появляться все чаще, и Лобанов понял, что скоро сделает остановку и выпьет кофе. «Жаль, не увижу ни озера, ни гор. Зрелище считается одним из самых элегантных в Европе, — размышлял он. — Главное, не заплутать в центре. Правда, Карло утверждал, что виа Натта известна всем в Комо, как Пятая авеню в Нью-Йорке. Проверим».