Украденная ложь - Монти Джей

Я делаю вдох, поднимаюсь со стула и иду к приоткрытой двери. Я обхватываю пальцами верхнюю часть, открываю ее и опираюсь на раму, глядя на Брайар.

Ее глаза прикованы к моей обнаженной груди, она впитывает меня всего, татуировки, которые она не видела раньше, все это, и я не против.

Это позволяет мне открыто ее разглядывать, ее прямые джинсы, которые она все время носит, полосатую рубашку с длинными рукавами, разрезанную у пупка и обнажающую ее живот. Интересно, сколько парней в этом общежитии смотрели именно на этот участок кожи, пока она шла к моей комнате?

Я сжимаю пальцы на двери:

— Закончила пялиться? — вышло резче, чем я хотел, но ладно.

— Да, эм, да, я просто… крутые татуировки, — она пытается прикрыть свой вопиющий трах глазами, но безуспешно.

Я смотрю на свою грудь, на единственный рисунок у меня спереди, кроме монеты на нижней части живота. Череп барана и шипы я придумал сам, а Шейд удостоился чести набивать ее на протяжении семи часов.

— Спасибо, — ворчу я, — Ты здесь по какой-то причине? Или тебе просто нравится оказываться там, где не следует?

Я приподнимаю бровь, наблюдая, как Брайар раскачивается взад-вперед на своих каблуках.

Она оглядывает коридор, убеждаясь, что вокруг никого нет:

— Я просто хотела сказать тебе спасибо.

Из-за плохого освещения в общежитии ее глаза выглядят тусклыми.

Я понимаю, за что она меня благодарит, но все равно решаю быть засранцем.

— За то, что заставил тебя кончить? Не стоит благодарности, — я не борюсь с улыбкой, когда Брайар заливается румянцем. Ее круглые щеки краснеют.

— Я не это имела в виду, и ты это знаешь, — шипит Брайар. — Я благодарю тебя за Аду.

Я вздыхаю, выхожу в коридор, закрываю за собой дверь и опираюсь на нее спиной. Мои руки скрещены на груди. После того как мы выскочили из кабинета Грега, я имел честь объяснить ей, что перед тем, как мы трахнулись в шкафу, я написал Руку, чтобы он сделал что-нибудь, чтобы помочь нам оттуда выбраться.

Я не знал, что он сожжет растущее во дворе дерево, но это помогло. Бедная Лира стала соучастницей поджога только потому, что пыталась вырвать спичку из рук Рука и смахнуть пламя с бензина, от которого оно загорелось. Это также стало причиной моей уверенности, когда я чуть не выдал нас, трахая Брайар. Я не смог бы найти более удачного времени, но даже если бы нас поймали, я бы не беспокоился.

Грег Уэст в моей книге был уже мертв, что он мог сделать со мной или Брайар с глубины шести футов?

— Не делай из мухи слона.

— Но это… знаешь, что, — она поднимает руки, будто таким образом останавливая разговор, и тянется в карман. — Это не имеет значения. Я просто хотела вернуть это, своего рода перемирие.

Она протягивает мне ладонь и свет падает на мое кольцо.

Я, блядь, знал, что оно у нее.

После кабинета, после секса, после последствий. Мучения с ее дохлой крысой были не нужны. У меня было на нее столько компромата, что, если бы Брайар решила заговорить, я бы ее уничтожил. Поэтому не было ничего страшного в том, что я вернул тупого грызуна.

Мне следовало с самого начала его убить, это было бы проще, чем покупать припасы и еду для этой чертовой твари. Гребаной твари, которая кусала меня в первые три дня, когда я поселил ее в своей комнате в общежитии.

Пока Тэтчер был на занятиях, я устроил с белой крысой настоящий спор о том, что ей лучше собраться с духом, иначе мой сосед по комнате сдерет с нее шкуру. Я не соврал, когда сказал, что уже позволил Тэтчеру содрать шкуру с животного, кажется, с белки. Вот что мы использовали для записки на двери их общежития.

— Теперь мы друг от друга отмылись, — заканчивает Брайар, ожидая, что я заберу у нее украшение. — Ты иди своей дорогой, а я пойду своей.

Я чуть было не смеюсь: мы друг от друга отмылись?

В том шкафу мы явно занимались чем-то совсем другим. Я выпачкал в ней свои руки и член. Мои пальцы, губы были покрыты ее запахом. После душа мой член стал еще тверже. Стоя под обжигающе горячей струей воды, я чувствовал, как меня окутывает ее запах, что очень облегчало мою дрочку.

Я был ею выпачкан.

Отмыться было невозможно.

Не сейчас.

— Знаешь, что видят люди, когда смотрят на тебя, Брайар?

Вопрос застает нас обоих врасплох.

Брайар отшатывается, закатывая глаза:

— Не могу дождаться, чтобы это услышать.

Я наклоняюсь к ней, убираю ей за ухо прядь ее волос, и мой взгляд скользит по ее тонкой шее, к плечу, где, вероятно, остались следы моих зубов.

— Ничего. Они ничего не видят, — бормочу я.

Реакция Брайар оправдана: она отдергивает мою руку, стискивает зубы и встает в оборонительную позицию, уже жалея, что пришла сюда протянуть мне оливковую ветвь.

— Это так мило с твоей стороны, Алистер. Правда, спасибо, что напомнил мне, какой ты кусок дерьма.

Я даю ей от меня уйти, ровно настолько, чтобы Брайар почувствовала себя увереннее, и следую за ней. Я иду уверенным шагом, зная, что в конце концов ее догоню.

— Они видят мусор, — продолжаю я. — Отбросы.

Эти слова, кажется, подталкивают ее идти быстрее, Брайар берется за перила и спускается по ступенькам. Я следую за ней по пятам, чтобы она слышала каждое мое слово.

— Девочку из ниоткуда, которой здесь не место. Невидимку без цели, без будущего.

Мои слова резкие.

Но они честны.

Учителя не видят в ней потенциала, как в других учениках. Они смотрят на нее так, как будто Брайар уже достигла всего, чего только можно достичь в жизни. Ей достаточно просто быть здесь. Они не считают ее умной или талантливой.

Они даже ее не видят.

Брайар резко поворачивается, в ее глазах отражаются разочарование и боль. Несмотря на то, что она остановилась, я не останавливаюсь. Я продолжаю идти на нее, шаг за шагом, пока она не прижимается к моей груди.

Пока ее спина не упирается в стену, и я не чувствую ее запах.

— Я просто хотела, чтобы это закончилось, Алистер. Зачем ты мне это говоришь? Зачем ты это продолжаешь? — в ее голосе слышится надлом, она ищет в моих глазах ответы.

Я стискиваю зубы, мое лицо бесстрастно. Ей ничего во мне не разглядеть.

— Могу я тебе кое-что сказать? — я полностью игнорирую ее вопросы.

— Нет.

Не слушая ее, я