Вернуть жену любой ценой - Анна Гранина

class="p1">– О… Па… дядя Мирон… а ты мне снился. И Вера, и МамАда.

Он снова зовет меня по имени. Опять эта дистанция.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Только спать опять хочу. А кто эта тетя? – видит медсестру.

– Она тебя лечит. Сейчас будем измерять температуру.

– Нет. Пусть она не подходит, – капризничает. – Я не люблю врачей. Они колют уколы.

– Хорошо, давай, мы с тобой сами температуру измерим. Мне можно?

Кивает.

– Тридцать семь и пять, – говорю медсестре.

Она улыбается и уходит, чтобы не беспокоить сына. И как можно его оставить тут одного? Все остальное подождет, пока болеет ребенок и нуждается во мне. Ничего с работой не случится, поработают без меня. Дома тоже все хорошо. Пусть я и сказал Аде не совсем правду про аппендицит – преувеличил, чтобы ее убедить не ехать, но... ей волноваться нельзя. А мы тут сами справимся.

– Спи, сын. А я тут с тобой рядом. Все будет хорошо.

– Пить. Я попью и усну.

Аккуратно пою его из стакана с трубочкой каким-то раствором, что дала медсестра.

– Он соленый, – морщится Пашка, – хочу воды.

Даю следом простой воды.

Пашка ложится и снова проваливается в сон. Но уже более спокойный, ровный. Я смотрю на него и понимаю, как сильно люблю. Люблю его тихое дыхание, его корявое "МамАда", его маленькую ручку.

С ним я снова будто вернулся в детство. Ходим на футбол, во двор уже заказал небольшие ворота, он почти научился плавать. Пока едем с тренировки домой вечно рассказывает все, что у него там происходит. Сколько голов забил, сколько секунд пробыл под водой.

– Мирон… Мирон… – маленькая ручка гладит меня по щеке.

Я открываю глаза. Пашка стоит рядом с креслом, в котором я вырубился. Он уже с улыбкой и не такой бледный, как ночью. На улице утро.

– Ты давно встал? Привет, сын.

– Угу, я проснулся в туалет. А ты спишь, не стал будить, я вот так, – показывает, – на цыпочках сбегал в туалет и потом попил этой водички и просто лежал. – Я кушать хочу.

– Так, давай с тобой умоемся, потом придет врач. Он тебя посмотрит и скажет, чем нам можно позавтракать, лады?

Я просто не знаю, что нам могут сказать. И насколько я помню, если все же есть риск операции, то есть сыну нельзя.

– Доброе утро. Ну что, малец! Напугал ты родителей. Посмотри, папка всю ночь не спал! – заходит врач. – По анализам все нормально, сейчас идем на УЗИ, и потом можно будет покушать, вот по этой диете, – врач протягивает листовку. – Закажете вот тут по телефону, и вам все принесут минут через десять.

Я чувствую огромное, физическое облегчение. Не аппендицит.

– Что будут делать? – пугается Паша.

– Ничего страшного. Не больно, пойдем, я с тобой буду. Возьмут такую штуку и просто поводят по животу.

Врач уходит, и мы идем за ним. В кабинете УЗИ царит полумрак.

– Мирон, я боюсь, – когда Пашку кладут на кушетку и намазывают гелем живот, у него глаза по пять копеек. Слезы вот-вот навернутся.

– Не бойся, – я стою рядом, сжимаю его руку, – сейчас посмотрим, что у тебя в животе, и все.

– Не бойся, мальчик, – улыбается врач, – папа рядом будет.

Папа…

– Ты смелый такой, – подбадривает его врач.

Пашка недоверчиво смотрит на меня, я киваю, поддакиваю.

Врач делает УЗИ, я все это время держу Пашку за руку. Он внимательно следит за экраном, слушает, как врач что-то комментирует.

– В общем-то, ничего опасного, я передам результаты врачу, он вам все расскажет подробнее.

Пашка поднимается на ноги, я выбираю его салфеткой.

– Ну что, давай домой звонить будем? Там, наверное, мама с Верой с ума сходят, – натягиваю на него футболку.

– Будем, пап! Я расскажу Мам Аде, какой я смелый!

Вдруг произносит он.

"Пап..."

И все. Я в ауте. Я ПАПА.

Это не бред, не сон. Этот страх выбил из него все условности, и он позвал меня так, как зовет настоящий сын. Мой собственный гештальт, разбитый вдребезги, наконец, собирается.

И это его ПАП выходит так естественно, будто бы он меня зовет так давно.

Подхватываю его на руки и идем в палату.

ДЕВОЧКИ, КНИГА ПРАКТИЧЕСКИ ЗАВЕРШЕНА. ОСТАЛОСЬ СОВСЕМ НЕМНОГО. ДО 10 ДЕКАБРЯ ИСТОРИЯ БУДЕТ ЗАКОНЧЕНА

Глава 68

Мирон.

Я сижу у кровати Паши, измученного процедурами, снова задремал после завтрака. Держу телефон, собираясь позвонить Аде.

— А вот и мы, — дверь открывается, в проеме двери палаты появляется Ада.

В руках у неё автолюлька с маленьким сверточком.

Дыхание дыхание. Они не выдержали. Приехали.

Я на автомате поднимаюсь и иду к ней, сердце колотиться, как будто я мальчишка и увидел девочку, которая мне очень нравится. Пусть сейчас и бледную, но такую родную.

– Не надо было, Ада, – забираю у нее из рук тяжелую люльку, а свободной рукой обнимаю и целую в щеку.

Не отстраняется, но переводит взгляд на Веру.

— Я не вытерпела там одна. Вы тут, я больше накручиваю себя.

Паша, услышав голос, тут же открывает глаза и буквально кидается к ним. Обнимает МамАду, а потом нежно, как маленького птенца, гладит сестру по щечке.

И я… я тоже соскучился. Я не могу оторвать глаз от Ады. Хотелось бы обнять ее, не выпускать из своих рук никуда. Но еще рано. Терпеливо, маленькими шагами возврщать ее.

– Ты как, Паш? - Сразу к сыну.

– Все хорошо уже, мамАда. А меня водили смотреть животик через телевизор! И там так интересно было и не больно. Я даже не боялся! И мы с папой уже позавтракали полезной едой.

Ада на слове «папа» вскидывает на меня голову. Я пожимаю плечами. Улыбаюсь в ответ. А она мне.

В груди разливается тепло, которое стоит всех страданий.

— Врач скоро зайдет. Сама все расспросишь. Но в общем, я думаю, что скоро выпишут. Как ваша ночь прошла?

— Хорошо, — улыбается Ада тепло. – Паш, – отводит взгляд, – поможешь мне раздеть Веру? А то ей жарко.

Пашка с серьезным видом и очень аккуратно помогает