Клетка бесприютности - Саша Мельцер

Все прошлые новогодние желания были связаны с Игорем, но вступая в новую жизнь и прощаясь со старой, хотелось отойти от этого, сделать шаг в другую сторону, шаг, способный сделать счастливее и раскрасить жизнь новыми цветами. Я расставалась с Игорем в мелочах, и желание как раз – такая незначительная, но близкая мне мелочь. Ники подкрасила ресницы коричневой тушью, подкрутила кончики волос.

– Надеюсь, у тебя самое блестящее платье, и…

Она не успела закончить.

– Лу, к тебе гости! – крикнула мама из прихожей. Так увлекшись макияжем, мы даже не услышали звонка в дверь.

На пороге стоял Виталик с чашкой оливье в руках, на его кудрявой макушке еще не растаяли снежинки, а нос и щеки, словно у Деда Мороза, были красные после улицы. Виталька – как всегда презентабельный, в галстуке и белой рубашке с отглаженным воротничком, – прошел в квартиру и, скинув ботинки, вручил маме оливье, папе пожал руку, а меня приобнял. Не удержавшись, я легко чмокнула его в щеку и смахнула с кудрей снежинки.

– Здорово, что ты все-таки решил прийти, – я улыбнулась. – Располагайся. Мы почти собрались, часов в десять будем садиться за стол.

Папа уволок Виталика на кухню, по его словам – помогать с мясом и не мешать девочкам собираться. Начинались праздничные концерты по всем каналам, мы всегда смотрели «Новогоднюю ночь на Первом» со звездами эстрады и подпевали знакомым хитам. В холодильнике остывало шампанское, а ароматы с кухни из-под родительских заботливых рук заставляли каждый раз невольно сглатывать собравшуюся слюну.

В коридоре мы развесили светящиеся фонарики, в углу стояла небольшая елка, под которой дрых Кэрри, явно не впечатленный подготовкой к празднику. Мама накрыла на стол, ломившийся от блюд. «Чем богаче стол, тем богаче год», – поучительно сказала она, втискивая в центр тарелку бутербродов со шпротами, хотя рыбные консервы из всех нас любил только папа.

– Давайте садиться, – папа махнул рукой, доставая из холодильника шампанское.

Игристое на Новый год – вечная традиция. В бокале вверх россыпью поднимались пузырьки, напиток пенился и отдавал золотом. Ники подцепила бокал за ножку первой, подняла его повыше и даже привстала, хотя с низкого дивана наверняка было не очень удобно.

– Итак, – радостно объявила она, переведя дыхание. – Мы не впервые отмечаем Новый год таким составом… Виталька, ты не считаешься… И хочется пожелать, чтобы в Новом году мы все нашли гармонию! Чтобы все было так, как должно случиться!

Мы выпили, я сразу заела терпкий вкус шампанского сухариком из цезаря. Время за разговорами летело быстро – я с интересом слушала, как Виталька с папой обменивались мнениями о современной медицине и новых технологиях в оборудовании, мама с Ники обсуждали погоду в Таиланде и плюсы отдыха там зимой, а я пила шампанское, слушала то тех, то других, то Киркорова, поющего песню про снег.

«Ты одно лишь должна знать, я люблю тебя навсегда…»

Мотнув головой, сбрасывая пелену наваждения, я осушила бокал до дна и жестом попросила Витальку налить еще.

– Скоро куранты пробьют! – опомнилась мама, прервав все разговоры. – А мы еще Старый год не проводили!

Мы не успели поднять бокалы: нас прервал настойчивый и вместе с тем больно робкий звонок в дверь. Он прозвучал дважды и коротко, точно человек, стоявший в подъезде, боялся нажимать на кнопку.

– Открою, – я поднялась и с улыбкой посмотрела на семью. – Ошиблись, наверное, там у соседки вечеринка планировалась.

Проскользив в теплых носках по паркету, я даже не глянула в глазок перед тем, как распахнуть дверь. Сначала мой взгляд упал на знакомые кожаные берцы – такие истоптанные, просившие каши, что в них страшно было выходить из дома. Дальше по знакомым джинсам, потертым на коленях. По черному пуховику, запомнившемуся теплотой и удобством даже мне еще с поездки на Плато Путорано – замерзнув на катере, я укрывалась им. Знакомый запах сандала и свежести ударил в нос, от пришедшего веяло холодом с мороза и севера.

Игорь.

«Чтобы все было так, как должно случиться», – эхом в воспоминания отгремели пожелания Ники. Все случилось так, как должно. Я замерла, вцепившись в ручку двери, глядя на его лицо – изменившееся, уже неродное, но такое же любимое.

– Лу, ну кто там?! – крикнула Ники, и, по замершим за спиной шагам, я поняла, что она тоже остановилась в коридоре. Просто поодаль. – Прости…

Не зная, за что ее надо было прощать, я сделала шаг ему навстречу.

Уткнулась лбом в крепкое, холодное с мороза плечо.

«Теперь все будет хорошо», – подумала я.

– Прости, – прошептал он мне в висок.

Самолет приземлился в Норильске, гремя шасси и почти что разваливаясь, – таким старым, хлипким и ненадежным он выглядел. Ники смотрела в иллюминатор, снежная буря за двойным стеклом играла все сильнее, встречая нежданную гостью и показывая Норильск с лучшей из сторон. Николь еще не вышла из самолета, но уже зябко ежилась в кресле, отстегнув ремень безопасности и доставая телефон. Несколько сообщений с практики, несколько – с работы, а в остальном гаджет играл с ней в молчанку. Ее никто не искал. Раньше ей часто писала Лу, но со временем почти перестала, и чат с ней в мессенджере улетел далеко вниз, еще дальше, чем самые неприветливые люди в списке контактов.

Пассажиров пригласили на выход, и Ники покинула борт в числе последних, не готовая столкнуться нос к носу с промозглой зимой. Запахнув пуховик и накинув на голову капюшон с оторочкой из белого меха, Николь спустилась по трапу, чуть ли не поскальзываясь и цепко хватаясь за перила. Билет обратно был куплен на послезавтра, поэтому полет прошел налегке. Пока все остались ждать багаж возле тормозившей ленты, Ники уже у стойки вызывала такси.

– До Дудинки, – просто сказала она, не усложняя просьбу лишними вопросами. – И побыстрее, пожалуйста.

Приехала «Лада-Гранта». Ники поправила лямку рюкзака и снова вышла навстречу декабрьской метели. Машина – дышащая, казалось, на ладан, – гудела, из выхлопной трубы валил вонючий дым. Пожилой водитель курил, прислонившись к крылу, но, заметив Ники, сразу подошел к багажнику.

– Чемодана нет, – бросила Николь, с необъяснимой даже ей самой злостью швырнув рюкзак на заднее сиденье. – Мне до Таймырской МРБ.

– Не