Розамунда Пилчер - Снег в апреле

Прием продолжался, его торжественность и предсказуемость нагоняли на Каролину скуку. После кофе и бренди все вновь собрались в гостиной. Мужчины осели в одном углу и разговаривали о бизнесе, а дамы собрались у камина и сплетничали, строили планы на жизнь в Канаде, восхищались гобеленом, над которым в последнее время корпела Диана.

Вскоре от группы мужчин отделился Хью, словно бы для того, чтобы наполнить стакан Джона Ландстрома, но сделав это, он подошел к Каролине, уселся на подлокотник ее кресла и спросил:

— Ну как ты?

— Почему ты спрашиваешь?

— В силах ли ты сейчас поехать в «Арабеллу»?

Она подняла на него глаза. Из глубины кресла его лицо казалось перевернутым, и это выглядело странно.

— Который час? — спросила она.

Он поглядел на свои часы.

— Одиннадцать. Может быть, ты совсем устала?

Но прежде, чем она успела ответить, Диана, слышавшая этот разговор, подняла голову от своего гобелена и сказала:

— Поезжайте, поезжайте оба.

— Куда они собираются? — поинтересовалась Элен.

— В «Арабеллу». Это небольшой клуб, Хью состоит его членом…

— Звучит интригующе… — Элен улыбнулась Хью с таким выражением, словно ей все было известно о любопытных ночных клубах.

Хью и Каролина извинились, пожелали компании спокойной ночи и удалились. Каролина поднялась к себе взять пальто и немного задержалась, чтобы расчесать волосы. По дороге назад она остановилась у двери в комнату Джоди, но свет там был погашен и оттуда не доносилось ни звука, поэтому она решила его не беспокоить и вновь спустилась в холл, где ее дожидался Хью. Он распахнул перед ней дверь, и они вместе вышли в мягкую ветреную темноту, дошли по тротуару до того места, где он припарковал свою машину, обогнули площадь и вырулили на Кенсингтон-хайстрит. Над головой висела молодая луна, и ветер гнал мимо нее клочья облаков. Деревья в парке покачивали голыми ветвями, оранжевое зарево города отражалось в небе. Каролина опустила стекло, подставив голову прохладному ветру, овевавшему ее волосы, и подумала, что в такую ночь хорошо брести сквозь темноту где-нибудь за городом по неосвещенным дорогам, где ветер шелестит в кронах деревьев и лишь неровное сияние луны чуть освещает путь.

Она вздохнула.

— К чему это ты? — спросил Хью.

— Что к чему?

— Вздыхаешь. Звучит очень трагично.

— Да ни к чему.

Чуть погодя он снова спросил:

— Все в порядке? Тебя ничто не беспокоит?

— Нет.

В конце концов беспокоиться было совершенно не о чем. И все-таки… То, что она постоянно ощущала себя больной, было одной из причин. Она задумалась, почему об этом невозможно поговорить с Хью. Может быть, потому, что он всегда в отличной форме. Энергичный, активный, полный сил, он как будто никогда не уставал. В любом случае, тяжко ощущать себя больной, но вдвойне тяжко говорить об этом.

Молчание становилось тягостным. Наконец на светофоре, в ожидании, когда красный свет сменится зеленым, Хью произнес:

— Ландстромы очень милые.

— Да. Я рассказала мистеру Ландстрому про Ангуса, и он все выслушал.

— Что еще ему оставалось делать?

— То же, что делают все: поражаться, ужасаться, восхищаться или менять тему разговора. Диана терпеть не может, когда мы говорим об Ангусе. Я думаю, это оттого, что он стал ее единственной неудачей. Остается ее единственной неудачей, — поправилась она.

— Ты хочешь сказать, что все из-за того, что он не поехал вместе с вами в Лондон?

— Да, и не стал учиться на бухгалтера или приобретать еще какую-нибудь профессию, которую она для него планировала. Вместо этого он сделал то, что сам хотел.

— Рискуя быть обвиненным в том, что в этом споре я принимаю сторону Дианы, я все же скажу, что ты ведь сделала то же самое. Несмотря на все сопротивление, ты отправилась в театральное училище и даже сумела получить работу…

— Всего на шесть месяцев. И все.

— Ты заболела. У тебя было воспаление легких. И это не твоя вина.

— Нет, но я поправилась, и если бы я действительно что-то собой представляла, я должна была вернуться и попробовать еще раз. Но я этого не сделала, я сдалась. Диана всегда говорила, что мне недостает стойкости, и в результате она оказалась права. Единственное, чего она все же не произнесла, — так это «я же говорила».

— Но если бы ты до сих пор оставалась на сцене, — сказал Хью мягко, — ты вряд ли вышла бы за меня замуж.

Каролина взглянула на его профиль, причудливо освещенный отблесками уличных фонарей и свечением приборной доски. Он казался мрачным и даже слегка отталкивающим.

— Да, пожалуй, не вышла бы.

Но все было не так просто. Для брака с Хью существовал миллион причин, и они так тесно переплелись, что их вряд ли удалось бы разделить. Важнейшая из них, наверное, благодарность. Хью вошел в ее жизнь, когда она худой пятнадцатилетней девочкой вместе с Дианой приехала с Афроса. Но даже тогда, мрачная, молчаливая и несчастная, она оценила, как Хью управлялся с багажом, паспортами и усталым, хнычущим Джоди. Это была та самая надежная мужская поддержка, в которой она всегда нуждалась и которой ей так не хватало. Было приятно ощущать, что за тебя принимают решения, о тебе заботятся: его покровительственное отношение — не отца, а именно дяди — оставалось неизменным на протяжении всех трудных отроческих лет.

Другая причина, с которой нельзя не считаться, — сама Диана. Кажется, она с самого начала решила, что Хью и Каролина станут прекрасной парой. Ей импонировала простота и упорядоченность этого союза. Она тонко способствовала их сближению, будучи слишком умна для того, чтобы действовать прямолинейно и откровенно. Хью может отвезти тебя на станцию. Дорогая, ты пообедаешь с нами? Приедет Хью, и я хотела бы, чтобы вы составили нам партию.

Но это неотступное давление ни к чему бы не привело, если бы не роман Каролины с Дреннаном Колфилдом. После этого… После такой любви ей казалось, что ничто уже не будет таким, как прежде. Когда все кончилось, и она огляделась вокруг глазами, полными слез, то обнаружила, что Хью по-прежнему рядом. Он ждал ее. Ничего не изменилось, только теперь он хотел, чтобы она вышла за него замуж, и не было ни малейшей причины ему отказывать.

— Ты весь вечер молчишь, — сказал он.

— А мне казалось, что я слишком много говорю.

— Ты скажешь мне, если что-то будет тебя беспокоить?

— Просто все происходит так быстро и так много всего нужно сделать, да к тому же эта встреча с Ландстромами породила во мне ощущение, словно Джоди уже уехал в Канаду и я его никогда больше не увижу.

Хью умолк, потянулся за сигаретой и зажег ее от прикуривателя. Он вставил его обратно в гнездо и произнес: