Надеюсь и люблю - Светлана Талан

обратился он ко мне по имени, что случалось крайне редко. — Вам еще рано вставать, вы очень слабы. Почти педелю ничего не ели. Если бы Филиппович не ставил вам поддерживающие организм капельницы…

— Здесь был доктор?

— Конечно.

— Надо же! А я не помню…

Я подошла к огромному зеркалу в коридоре. На меня смотрел совсем другой человек. Это была не та веселая, влюбчивая, наивная девочка, и даже не хитрая и красивая хищница. Перед зеркалом стояла исхудалая, измученная, усталая повзрослевшая женщина с большими красивыми глазами на бледном, без привычного персикового румянца липе.

— Спасибо вам, Николай Павлович, — обняла я Палыча впервые назвав его по имени-отчеству.

— Можно просто Палыч, — погладил он меня по плечам, — Что это за обращение «Палыч»? — улыбнулась я. — Словно палка какая-то. Простите, что я так вас называла.

— Пустое! Называйте хоть горшком, Катя, только в печь не сажайте.

— Николай Павлович, я вам так благодарна за то, что вы были рядом со мной… в трудные минуты. Я в долгу не останусь.

— Что вы, Катя! Я получаю хорошее жалованье.

— Я хотела бы попросить вас пожить в этом доме несколько дней.

— Я никуда не ухожу… Не собираюсь вас оставлять.

— Мне надо уехать.

— Вы еще не готовы к путешествию.

— Если все будет хорошо, я вернусь через пару дней. Со мной все будет нормально.

— Может, мне поехать с вами?

— Спасибо, Николай Павлович, но у меня есть важное дело, с которым я должна справиться самостоятельно.

— И все-таки отложите поездку, побудьте дома в праздничные дни, окрепните.

— Я вполне здорова. Мне надо успеть как раз к Новому году, — загадочно улыбнулась я.

* * *

Мой «Хаммер» мягко и бесшумно несся по пустынной ровной дороге. На заднем сиденье плавно покачивал головой огромный пушистый желтый медвежонок с большим блестящим черным носом. Я не включала музыку, потому что она могла заглушить самое красивое, самое желанное слово, которое я без конца повторяла.

— Даша, Даша, Дашенька, Дашуля, — ласково шептала я, и это имя приятно ласкало мой слух.

Несмотря на морозную погоду, оно напоминало мне весеннюю трель жаворонка, взмывшего в синюю бездну неба. Как же долго это заветное слово было спрятано в глубине моей истосковавшейся по дочери души! Я боялась раскрыть свою тайну, невольно произнести во сне ее имя. Теперь я его твердила, повторяла с материнской нежностью, не таясь:

— Даша, Дашенька, Дашуля…

Когда-то, очень давно, в позапрошлой жизни, я не рискнула вернуться с Дашей в родительский дом. Имя моей дочери было бы там нежеланным и звучало бы как мой позор, мое унижение, мой грех. Теперь я — независимая, обеспеченная женщина. Ради этого момента, когда я свободно, ласково, нежно, как угодно, могу повторять это слово, я решилась на все. Остался в далеком прошлом тучный, потный, но добрый и обманутый мною Степан Гаврилович. Не помешает мне уже никогда Володя, не выбросит нас на улицу. Не нужно больше терпеть общество Крюков, Хамов, Равилей. Я — свободна! Я могу ощутить полноту жизни, вдохнуть полной грудью! Осталось забрать мою Дашеньку, и я смогу в полной мере узнать, что такое материнское чувство, которое я на долгое время спрятала глубоко в душе. Я вообразила встречу с дочерью, и меня охватила эйфория. Захотелось объять необъятное и кричать от счастья!

— Даша, Дашенька, Дашуля…

Мне трудно было представить, как выглядит моя дочь в реальности. Воображение рисовало русые кудряшки, круглое розовощекое личико, большие карие глаза с длинными ресничками и мягкие, теплые детские ручонки, обвивающие мою шею.

— Доченька, солнышко мое, как же я без тебя скучала!

Скоро, скоро, очень скоро я увижу ее, мою доченьку. Новый год мы встретим вместе, чтобы уже никогда, никогда не расставаться!

Полная радостных надежд, я въезжала в родной город. Все здесь было знакомо мне до слез, до боли. Душа трепетала, как только что родившийся листик на весеннем ветру. Неужели все это происходит со мной? Я смотрела на молодых мам, ведущих детей за руку, и мне не верилось, что скоро, очень скоро я тоже смогу взять свою доченьку за руку и держать ее крепко, никуда не отпуская. Я буду гордо ходить с ней повсюду и с упоением слушать детский лепет и такое желанное слово «мама»…

С нетерпением я свернула на улицу, где жил Макс. Встреча с ним меня абсолютно не волновала. Он давно умер для меня, не оставив никаких чувств, словно и не было его в моей жизни. Остановившись у знакомого подъезда, я побежала вверх, не дожидаясь лифта. Ничуть не колеблясь, настырно нажала на кнопку звонка. За дверью квартиры номер семьдесят восемь послышались шорохи, щелчок замка, и в дверном проеме я увидела незнакомую девушку.

— Вам кого? — с любопытством рассматривая меня, спросила она.

— Мне нужен Тунцов Максим Иванович, — ответила я.

— Вы не там его ищете. Паша! — позвала она. — Тут к Максиму пришли. Покажешь, где он?

Из кухни, жуя на ходу, появился высокий светловолосый парень.

— А вы его во дворе не встретили? — спросил он, глотая.

— Нет, — ответила я, еще ничего не понимая.

— Сейчас я проведу вас к нему. Только вот оденусь, — сказал парень и начал натягивать куртку.

— Шарфик не забудь, — заботливо напомнила девушка.

— Да зачем? Я быстро! Идемте.

Я последовала за парнем.

— Максима не видел? — спросил он молодого человека, поднимавшегося вверх по лестнице.

— Там, на пустыре, — махнул тот рукой.

— Это недалеко, здесь, прямо за домом, — объяснил мне Паша.

Я, ничего не понимая, семенила за ним в сапогах на высоких тонких каблуках. Между несколькими многоэтажками был пустырь, на котором я заметила горящий костер и сидевших вокруг него людей.

— Вон он, — показал парень в сторону костра. — В синей шапке. Видите?

— Спасибо… — пробормотала я.

Парень побежал к дому, крикнув на ходу «Счастливо!», а я медленно направилась к кучке людей, сидевших у костра. Человек в синей вязаной шапке повернулся, и я обмерла. Это действительно был Макс? Он сидел рядом с бомжами, кипятившими в кастрюле воду. Наши взгляды встретились, и мы замерли. Что случилось с его красивыми карими глазами, излучавшими мягкий, успокаивающий свет? Они уже не были живыми и страстными, как когда-то. На меня смотрели мутные, стеклянные, опухшие глаза спившегося бомжа. Что произошло с его гладковыбритым, ухоженным лицом? Оно посерело и опухло от пьянок. А его обаятельная, широкая сексуальная улыбка?… Макс улыбнулся, обнаружив отсутствие передних зубов.

— Катя?! — Он был удивлен не меньше, чем я. — Кэт?!

— Мне надо с тобой поговорить, — упавшим голосом сказала я.

Макс, кряхтя, поднялся с земли. На нем