Развод. Она не твоя - Маргарита Дюжева

Ну и пусть. Счастья ему с этой верой. Надеюсь, она поможет ему долгими пустыми ночами, проведенными за решеткой.

Уходя из комнаты свиданий, я жалела только об одном. О годах, потраченных не на того человека, и своей слепоте.

Мы отошли от дверей на десяток шагов, когда Алексендр не выдержал и рывком развернул меня к себе:

— Зачем ты пришла к этому мерзавцу?

Это ревность?

Я засмотрелась на него. Не красавец, но глаз не оторвать. Потому что настоящий. Мужчина. Мой.

— Хотела посмотреть в глаза своему прошлому и поставить точку.

— Поставила?

— Да, — я нашла его руку и сплела наши пальцы, — теперь можно идти дальше, не оглядываясь.

— Вместе?

— Да, только так.

Он поцеловал меня прямо посреди сумрачного коридора в окружении решеток, и я ответила.

Неважно, какое место вокруг нас. Главное, что мы есть друг у друга.

***

Александр

На слушанье дела Спиридонова я Марию не пускал. Это была война, некрасивая и жестокая, и я не хотел, чтобы Мария окуналась во все это.

Петр Васильевич негодовал, что его посмели задержать, грозился самыми дорогими адвокатами, знакомствами с прокурором, мэром и еще хрен знает кем.

Только и я не промах, не просто так портки просиживал, лелея мысли о мести.

Я готовился. У меня была такая доказательная база, что никакие адвокаты Спиридонову помочь не могли, а мэр и остальные будут улепетывать со всех ног, чтобы не дай бог не замараться.

Он это понял, как только услышал мою фамилию.

— Борисов, значит, — криво усмехаясь спросил, когда я пришел к нему, чтобы встретиться наедине в каменном мешке следственного изолятора, — Федькин выпердыш? Помню, помню…

На лице выражение конченого сволочизма. Вальяжный тон, мол не в камере сижу, а по-прежнему пуп земли, который кого угодно прокрутит и нагнет.

— Как маменька? — спросил все с той же ублюдочной улыбкой, — говорят, болела много.

— До сих пор болеет, — спокойно ответил я, — врачи сказали, что бессильны.

— Так, может, и не стоит мучать старушку? Может, ее того…и дело с концом?

Мне хотелось его убить. И я бы убил. Раньше.

Ведь именно об этом я мечтал все годы, пока собирался силами для ответного удара. Загнать эту мразь в угол и собственноручно выдрать поганое сердце из жирной груди. Смотреть как корчится от боли, а дальше будь что будет.

Хотел взорвать все к чертовой матери, включая свою собственную жизнь, потому что не видел в ней смысла.

Ради чего держаться? Уже за сорок. Семьи нет. Детей нет. Ничего нет! Вместо этого только месть, мысли о которой были моими неизменными спутниками на протяжении многих лет.

Уничтожить, сломать, а потом будь что будет.

Я бы так и сделал… Если бы не Мария, неожиданно налетевшая на меня в больничном коридоре и ее отчаянное «не отдавайте меня им». Именно она вернула мне вкус к жизни. Сама того, не подозревая остановила на пороге рокового шага, не дала переступить черту, за которой кроме саморазрушения ничего бы не осталось.

— А заодно и ты куда-нибудь сгинешь. Например, прыгнешь с небоскреба? Такие мстители всегда в конце дохнут, потому что у них ничего нет, кроме никчемных планчиков.

Он провоцировал, унижал, хотел причинить боль, но в глазах плескался страх.

А мне хотелось его убить, но вместо этого я улыбался.

Незачем мараться о навоз. Есть другие пути, чтобы справедливость восторжествовала и каждый получил по заслугам.

— Какие у меня планы? — я задумчиво потер подбородок, — прийти домой и навернуть вкусного борща со сметаной. Ммм… аж слюна потекла. Потом поиграть с ребенком, посмотреть фильм, заснуть рядом с любимой женщиной, предварительно залюбив ее так, чтобы она впала в блаженную кому. А завтра навещу мать, и пусть она меня не узнает, но расскажу ей, что отец теперь может спать спокойно.

Он пренебрежительно хмыкнул:

— Жаль, я рассчитывал, что ты бросишься под поезд. Потому что у тебя больше нет причин топтать эту землю.

— О нет, дорогой Мой Перт Васильевич, у меня миллион причин, чтобы топтать ее бесконечно долго. Так что всего вам хорошего, не поминайте лихом, и за решеткой сильно не расслабляйтесь. Там слабаков не любят.

Я ушел, а он остался. В камере. В прошлой жизни.

Пусть будет суд и официальный приговор, реальный срок.

Я свое дело сделал. Настало время жить.

Эпилог

Что стало с участниками прошлогоднего безумия?

А ничего хорошего.

Спиридонов умер в камере спустя всего месяц после приговора. Не выдержал прессинга со стороны остальных заключенных. Оказывается, по ту сторону решетки никому не было никакого дела ни до его должности, ни до положения.

Просто стареющий потный толстяк, который оказался не так уж и остер на язык, как сам всегда считал. Да и держать удар — это не про него. В первую же неделю ему выбили передние зубы и сломали пару ребер. После чего он словил приступ дикого страха и боялся выходить из камеры.

Легко быть безжалостным, когда считаешь себя неуязвим и выше остальных. А когда оказываешься в замкнутом помещении с настоящими хищниками — там истинная суть и дает о себе знать.

У Спиридонова суть была гнилая.

У Абрамова не лучше. Он, конечно, не помер, от разрыва сердца, когда его в очередной раз «учили уважать старших», но ночами рыдал, забившись в угол камеры.

Где его жизнь? Где его прекрасная жизнь, полная надежд и перспектив? Где деньги, которые он так любил и бережно откладывал на тайные счета? Где недвижимость, которую он по праву считал только своей. Где женщина, которая будет стоять за него горой? Вытащит из всех передряг, грудью прокладывая ему путь на свободу.

Невольно думалось, что Машка бы точно за него билась.

А вот Анна не появлялась. Хотя должна была. Просто обязана! Подкупить, запугать, да хоть трусы снять перед тем, кем надо.

Это уже позже он узнал, что Каталова, проходит лечение в той самой клинике, куда он когда-то отправил жену.

Потеря ребенка подкосила внебрачную дочь Спиридонова, а последние события, окончательно выбили ее из рамок адекватности. Поэтому теперь она жила в уютной, белой палате, вкусно кушала и получала препараты, помогающие облегчить симптомы безумия, но не способные вылечить. Правда у другого врача, потому что тот, который помогал «лечить» Марию, тоже попал под следствие.

— Ну и дура, — брезгливо