Преданная. Невеста (СИ) - Мария Анатольевна Акулова

вижу, что он снова смотрит на море.

В динамик спрашивает:

— Что ты хочешь услышать, Дар? Я возвращаюсь через три дня. Бодрый. Активный. Готовый пиздиться и пиздить. Вы знаете это и без того, чтобы задрачивать меня звонками в первом за хуй знает сколько времени отпуске.

— Я хочу услышать, что план не меняется, Слава. Только это.

— Тогда я должен тебя разочаровать, потому что план меняется. — Слава давит интонацией.

Новая пауза разъедает мою грудную клетку стыдом, как ржавчиной.

Я уже давно поняла, что доводила его до ручки, а по факту проверяла на прочность чувства. И нервы. Они выдержали, а мне ужасно стыдно перед ним за это. И за то, что планы приходится менять.

— Ты все по пизде пускаешь, Слав. Что бы кто тебе ни говорил, и как бы ты сам там себе не придумал — уже поздно. Надо было раньше думать.

Только я об этом даже сказать не могу, а Салманов — может.

Каждая пауза в их разговоре-перепалке сьедает мои нервные клетки. Слава снова закипает:

— Мне извиниться, что не подумал раньше?

— Извинишься перед теми, кто из-за тебя сядет. Мне-то что…

— Сука ты Салманов. — По телу бежит дрожь. — Нахуя нагнетаешь?

— Потому что мне надо тебя впечатлить. — Напряжения достигает пика и летит вниз. Салманов произносит и хмыкает.

Я путаюсь абсолютно и окончательно. Но это я, а Славу сломить не так просто.

— Проебался не один я, Дар. Все немного проебались. Но я не поменяю решение. Я об этом много раз сказал. И Аркадию тоже. Вырулим иначе. Не думаю, что ваше упадничество годится на что-то кроме прессинга на меня.

Я уверена, Салманову есть, что возразить, но он не торопится. Этот диалог в принципе не звучит, как спор, хотя и сдобрен матами, эмоциями, тем самым прессингом.

Я мысленно прошу Славу свернуть его и положить трубку. Волнуюсь. Возможно, по-детски, но хочу отложить проблемы на три оставшихся дня.

Но он другой.

Даже не подозревая об этом, он разбивает мне сердце звучащим максимально искренне:

— Ты бы хотел, чтобы Айка ради тебя по первому зову неслась к этой гниде, Айдар? Чтобы переписывалась с ним? Чтобы трубку, блять, брала даже посреди ночи? Чтобы заливала в уши говно?

— Ты ее страхуешь.

— Дар, блять… Ну ты серьезно?

Салманов молчит. После паузы напоминает:

— Если я правильно понимаю, у вас с ней изначально была такая договоренность. И она на нее согласилась.

Чувство вины топит и топит. Я не зря боялась подслушивать. Только теперь себя уже не отодрать.

— Я разорвал нашу договоренность.

— Чем создал себе дохуя проблем.

— Не впервые. — Слава отбивает аргументы Салманова как теннисные мячики. И вроде бы мне должно становиться легче, но по факту… Нет. — Но ты сам мне не ответил: ты готов был бы с Айкой вот так?

Эта пауза кажется особенно напряженной. На этот раз мячик не просто отбит. Это очень опасная подача.

— Айлин — моя жена. У нас двое детей. Будет третий. Ты же понимаешь, что это разные вещи.

— Нихуя, Дар. В чем? Я может тоже хочу, чтобы Юля мне детей рожала, а не рисковала.

Дыхание перехватывает. Переизбыток чувств сжимает горло.

Салманов мог бы вылить на мою голову ушат дерьма вот сейчас. Уверена, в его глазах я — та еще ветреная тварь. Но он молчит. А Слава нет:

— Просто пойми, Дар. — Ему зачем-то важно достучаться. — Ты же не знаешь, что у нас. И я не буду этим трясти перед Власовым или кем-то еще, но ситуация нас с ней рушит. Мне важно было прекратить. Дальше — я все сделаю. Я. Понимаешь?

Напряженное ожидание ответа преображается в писк в ушах. Я не знаю, как засну теперь. Как жить теперь я даже не очень знаю.

Слава снова оглядывается. Я закрываю веки, но боюсь, что они дрожат.

Встает. Подходит к раздвижной двери. Прежде, чем она успевает съехаться, слышу в динамике устало-смиренное:

— Я же говорил: зря ты ее туда потащил…

Вижу, как мой Слава усмехается.

Глава 31

Юля

В последние дни отпуска мы со Славой будто меняемся местами. А может быть я всего лишь меняю угол зрения на более близкий к реальности.

Он просто бешеный. Мы катаемся по острову до глубокой ночи. Исследуем невероятные пляжи. Пробуем все существующие в мире деликатесы. Летаем на парапланах.

Из Тарнавского фонтаном бьет энтузиазм и увлеченность. Только я отлично вижу, что под ними он прячет от меня свою свору проблем.

Сомнения гложут. Я хочу поговорить с ним и никак не решаюсь. Да и он будто чувствует — не идет на контакт такой степени искренности, в которой нуждаюсь я.

Он закрыл от меня мир своих дел. А я… Залезла в форточку.

Наш предпоследний день начался очень рано. Мы встречали восход солнца на арендованой яхте по дороге на один из изумительных маленьких островов недалеко от Родоса.

Всё было очень красиво. Яхта — белая-белая. Вода — лазурная с яркими солнечными бликами. Остров — красочный. Но…

Я не наслаждалась видами, не пила бездумно шампанское на палубе и не плавала в море часами, как обычно, пока он весь в телефоне, а варилась-варилась-варилась. Наблюдала за ним. Складывала в голове слова. И ждала, когда вернемся домой.

Искренне радуюсь именно попаданию на нашу прохладную, просторную виллу.

Тарнавский оставляет машину под навесом. Обходит ее и первым оказывается внутри. Я следую за ним.

Снимаю соломенную шляпу и вместе с сумкой кладу на диван в совмещенной с кухней зоной отдыха.

Слежу, как Слава подходит к холодильнику.

Его телефон небрежно летит на столешницу. Я считываю в этом жесте его заебанность.

Он достает экстра-холодную колу, с пшиком открывает и жадно пьет.

Я зависаю взглядом на движении кадыка и осознаю, что цепенею. Не могу сказать, что хочу сделать то, что собираюсь. Мне страшно. Я не уверена. Но не менее страшно мне будет его потерять.

Сделав разом пять глотков, Слава поворачивает голову и спрашивает:

— Тошнота прошла?

Я сумбурно киваю. Зачем-то прокашливаюсь и заставляю себя притворно легкой походкой приблизиться к нему и холодильнику.

Себе тоже придаю ненастоящей легкости.

— Да, давно прошла. — Про тошноту я соврала еще на яхте, чтобы как-то объяснить преображение моей восторженной рожицы в тухлую.

Отталкиваю его бедром и подныриваю под руку. Становлюсь перед холодильником. Чувствую близость спиной и затылком. А еще, будто играю с огнем.

Пить хочется жутко. Волнуюсь сильнее, когда мужская рука съезжает с дверцы и ложится мне на