Клятва, которую мы даем - Монти Джей

стволы изгибаются на ветру, словно скрюченные пальцы, манящие меня вперед. Совсем близко ко мне Тихий океан, волны которого обрушиваются на берег, соленый бриз проникает через арки. Горгульи, стоящие на страже кампуса, освещаются при вспышках молнии и, кажется, двигаются, когда снова погружаются во тьму.

Мы приглашаем к успеху, — гласит многолетний девиз университета.

Единственные приглашения, которые когда-либо рассылались с этого заведения, — это приглашения в ад.

Он построен на костях и выбитых зубах. Кровавые тайны пропитывают страницы книг в библиотеке Колдуэлла. Лживость и предательство просачиваются из каждой статуи и фонтана на территории.

Именно сюда люди отправляют своих детей, чтобы те стали великими лидерами, а вместо этого удивляются, когда те превращаются в продажных, жадных до денег животных.

В глубине души я рада, что так и не закончила учебу здесь.

Когда я врываюсь в тяжелые двери из красного дерева, внутри пугающе тихо. Каждый шаг эхом разносится по темным коридорам на мили вокруг. Здесь пахнет ужасом, и какая-то часть меня боится замедлить шаг, опасаясь увидеть призрака.

Сигнал будильника на моем телефоне заставляет меня чуть ли не выпрыгнуть из собственной кожи. Оглушительный звук, пронзающий тишину, напоминает мне, что у меня не осталось времени прятаться. Я быстро ныряю в одну из закрытых дверей аудитории на первом этаже факультета английского языка.

Дверь захлопывается за мной, когда я пересекаю комнату. Это аудитория в стиле актового зала, с бесконечными рядами сидений слева от меня. Зная, что скоро я должна отправить Сайласу подсказку, я решаю спрятаться за профессорским столом.

Я думаю, что Сайлас будет открывать двери каждой аудитории, заглядывая внутрь, чтобы найти меня. Поэтому я прижимаюсь спиной к дереву стола, позволяя большому массиву скрыть меня от двери.

Однако из-за этого я оказываюсь лицом к стене с высокими окнами, выходящими на площадь кампуса. Конечно он не стал бы разгуливать по улице под дождем.

У меня нет времени передумать, я открываю свой телефон, чтобы отправить ему сообщение. Когда я печатаю, мой пульс бьется в большом пальце, стук сердца отдается в ушах. Я не ожидала, что это будет так чертовски напряженно, но как только мы все разбежались с парковки, это превратилось в нечто большее, чем просто игра.

На меня охотятся.

Преследуемая главным хищником, который, по слухам, не остановится ни перед чем, чтобы получить то, что он хочет.

Ходят слухи, что если прийти в место, где я прячусь, в полночь, то можно услышать крики девушки, чья безответная любовь заставила ее покончить с собой.

В тишине комнаты раздается звук отправляемого сообщения.

Я быстро снимаю кожаную куртку, чувствуя себя глупо из-за того, что надела ее, зная, что буду бегать, и бросаю ее перед собой. Я прижимаю телефон к груди, слушая, как бьется пульс в ушах и пытаясь перевести дыхание, затем откидываю голову назад, ударяясь о деревянный стол позади.

Мои глаза фокусируются на шоу электрического света, танцующего по небу, на непроглядной тьме и на ветре, который танцует за пределами двора Холлоу Хайтс.

Не было никакой реальной причины, по которой я согласилась на это. Во всяком случае, веской.

Я сидела на полу, застеленном брезентом, и смотрела на чистый холст, пытаясь решить, стоит ли мне заказать тайскую еду и посмотреть шоу «Лучший пекарь Британии», когда Лира прислала очередное сообщение. Я не собиралась приезжать.

А потом эта маленькая вещь.

Искорка.

Она вспыхнула и пронеслась по моей груди, как падающая звезда. Мелькнула надежда, что, возможно, я смогу завязать дружбу. Что это может стать шансом не быть такой чертовски одинокой.

Когда я пыталась вернуться к прежней жизни, увидеть бывших друзей, попытаться двигаться вперед, у меня все время что-то не получалось. Я была слишком замкнутой или слишком резкой для людей, которых знала со средней школы. Со мной больше не было весело.

Это облегчило жестокую правду о моем будущем.

Я не заслуживаю той жизни, которая была у меня когда-то, потому что я стала другим человеком.

Более жестоким, более холодным.

Моя изоляция от людей была вызвана страхом — страхом, который я видела в зеркале каждое утро, когда просыпалась. Он жил под моей кожей, как тараканы зарывался в мою плоть, и только я могла его видеть. Страх, что я не заслуживаю ничего хорошего, потому что я нехорошая.

Так много добрых девушек, которых я встретила благодаря организации «Свет». Отзывчивые, заботливые сердца, которые улыбаются, несмотря на весь ужас пережитого. Они распускаются, как прекрасные цветы, и люди восхищаются их силой. Я восхищаюсь их способностью продолжать любить этот мир и доверять ему после того, что он с ними сделал.

Никто не восхищается тем, во что превратилась я.

Я не тюльпан, который можно вырвать из земли, поставить в вазу и любоваться, пока он не завянет.

Я превратилась в бесплодную землю. В безлюдную долину, где не могла бы процветать никакая жизнь. Вы не смогли бы обнять меня без того, чтобы я не разъела вас изнутри, в какую бы клетку вы не пытались меня посадить.

Они осуждают, они критикуют меня, они говорят мне, что я должна быть благодарна и учиться исцеляться. Как будто мой гнев — это не результат того, что я пытаюсь сбросить старую шкуру и залечить шрамы. Как будто мой гребаный гнев — это не то, что я учусь исцеляться.

Я заслуживаю своего гнева, а он заслуживает меня.

Громкий звонок моего телефона, и я бросаюсь отвечать, чтобы он заткнулся, пока не сдал мое укрытие.

— Алло? — шепчу я, не успевая проверить определитель номера, прежде чем нажать на неоново-зеленую кнопку.

— Коралина.

Этот гребаный голос. Его гребаный голос.

Это преступление.

То, как он произносит мое имя, напоминает грешников, которые скандируют «аллилуйя». Оно слетает с его языка, как молитва, которую он смакует, позволяя ей задержаться на губах. Его голос эхом разносится по комнате, цепляясь за воздух, словно он не хочет давать словам свободу и выпускать мое имя изо рта.

— Холодно, — бормочу я, вспоминая правила, о которых Лира говорила ранее.

Он мог получать только температурные ориентиры. Холодно, когда он далеко, тепло, когда он близко, горячо, когда он вот-вот найдет меня.

— Ты не холодная, Хекс, — хрипит он в динамик. — Я чувствовал, как ты горишь под моими руками буквально на днях.

Мой желудок сжимается, заставляя меня нервно сглотнуть. Этот разговор возвращает меня к той ночи на крыше, когда Сайлас не был Сайласом. Он был всего лишь голосом.

Голос, который исцеляет, успокаивает и заставляет мои бедра сжиматься.

Мне кажется нелепым, что