Эшли Дьюал - Свободные (СИ)

- Слышала, ты ублажала своим чудным ротиком всю нашу футбольную команду.

- О чем ты говоришь? Я бы ни за что не оставила тебя без работы.

Теперь страдальческих лиц больше. Отдаляюсь от толпы, испепеляю уставшим взглядом костлявую спину директрисы и глубоко выдыхаю: когда же на моем пути объявится человек, действительно вникающий в суть дела; не ориентирующийся на сплетни больных подростков; не зацикленный на деньгах; искренне желающий разобраться в проблеме, а не скинуть всех собак на крайнего невезунчика. Я знаю: драться с Аней было полным идиотизмом. Но как иначе? Она пускала пошлые шутки в адрес моей мамы. Я должна была постоять за себя, и я бы сделала это вновь, повторись день заново. Более того, я бы накинулась с кулаками даже на всеми обожаемую директрису, если бы та не вовремя открыла свой кривой рот.

Мы проходим в уже знакомый мне кабинет. Любовь Владимировна закрывает за собой дверь, приближается к столу и спрашивает:

- У меня чисто?

Недоуменно вскидываю брови.

- Что, простите?

- В моем кабинете убрано, Зои?

- Наверно, - я растеряно пожимаю плечами. – Как это относится к тому, что ваша тупая ученица обозвала мою маму шлюхой?

- Здесь чисто потому, что я не скапливаю мусор. Так, как думаешь, может, и тебя стоит депортировать обратно в родной город, где вся школа стоит столько же, сколько одна жалкая керамическая ваза на моем столе?

Теперь мы смотрим друг на друга, и не знаю, что там эта женщина пытается показать мне своим ледяным взглядом, но я почему-то усмехаюсь.

- Вы пугаете меня?

- Предупреждения закончились.

- Да, что вы говорите. – Я театрально скрещиваю на груди руки. – Правда? Все при все?

- Зои, это недопустимо!

- Я просто дала сдачи.

- Анна никогда бы не подняла руку первой.

- Да она просто избалованная, тупая девка, которая привыкла, что ей все как с гуся вода! Она ведь оскорбила мою маму! И я блин рада, что хотя бы попыталась размазать ее покрытую тоником рожу по блестящему, мраморному полу! Это справедливо.

- Не тебе решать.

- Кому же? Вам? Да вы ей ни слова не сказали!

- Не она лезла в драку.

- Она перешла все границы!

- Зои…

- Боже, черт, послушайте себя! Что вы делаете? Вам непротивно? Вы каждый день лижите этим кретинам задницы. Опомнитесь, они…

- Довольно! – директриса кидает в мою сторону молнии и грозно морщит брови. Она указывает на меня пальцем, подходит ближе и шипит. – Ты должна либо жить по их правилам, либо вообще не просовывать в этот мир свой любопытный нос потому, что ничего хорошего из этого не выходит. Храбрецы не всегда побеждают. Да, и что такое победа? Ты хочешь биться против всех? Против каждого? Ты не сможешь. Эта школа – не место для таких, как ты. И это не оскорбление. Это просто разделение. Ты нам не подходишь, и ты должна уйти.

- Исключаете меня?

- Исключаю.

- За два месяца до экзаменов?

- Ты прекрасно понимала, на что идешь, когда избивала бедную девочку.

Бедную девочку? Наверно, я язык проглотила потому, что все слова застревают в горле. Я смотрю на эту женщину, молчу и внезапно понимаю, что разговариваю с гнилой, протухшей массой, от которой уже вовсю разит бессмыслием.

- Как скажете.

Я легкомысленно взмахиваю руками и бегу вон из кабинета, на самом деле внутри сгорая от тупой безнадеги. Что же мне теперь делать? Черт, черт! Придется срочно регистрироваться в новой школе, подавать документы, заново поглощать программу. Более того, на носу экзамены и если я их провалю – прощай свободная жизнь. Придется сидеть на шее у Константина еще долгие годы, или сбежать и зарабатывать на жизнь как мама.

Прикусываю губы. Хватаюсь руками за лицо и порывисто тяну волосы вниз, будто пытаюсь освободить себя от ненужных мыслей. Мне противен этот лицей, противны эти дети, их правила, законы, сплетни, но я должна учиться, чтобы поступить в институт. Должна! О чем я только думала?

Неожиданно вижу Диму.

- Черт! - Только его мне не хватало. Он хищно улыбается, наверняка, собирается подойти и напомнить о том, как засовывал свой скользкий язык мне в рот. А меня внезапно пробирает дикая, безумная злость. Я хочу его уничтожить, хочу стереть его с лица земли, хочу, чтобы ему было больно, плохо, тошно, паршиво. Чтобы каждый день он просыпался и жалел о том, что когда-то перешел мне дорогу. Что ж. Я уже по уши в дерьме. И мне уже нечего терять. Так если играть – то играть по крупному, верно? Вместо того чтобы унестись прочь, я неожиданно притормаживаю и медленно приближаюсь к блондину. Поправляю пальцами его воротник, затем галстук и соблазнительно прикусываю губу.

- Как прошел день?

Дима удивленно вскидывает брови. Пожалуй, я впервые вижу на его лице нечто подобное. Однако изумление быстро исчезает. Уже через пару секунд. Его губы сжимаются в тонкую полоску, и он резко притягивает меня к себе.

- Понравилось разъезжать на моей тачке, лгунья? – тянет он тихо, а я почти слышу, как внутри него играет дикая злость.

- Очень. Правда, теперь боюсь, тебе придется с ней попрощаться. Как и нам с тобой.

Дима молча сверлит меня взглядом. Изучает, чего-то ждет, но чего? Я больше не буду плакать и больше не убегу, не позову на помощь.

- Пойдешь на панель, как твоя мамочка? – неожиданно спрашивает он, а у меня внутри все вспыхивает, как при яром пожаре, однако вместо того, чтобы отскочить назад, я вдруг сильнее прижимаюсь к его телу. Ближе. И еще. Пока он не начинает смотреть на меня как тогда, в ту самую ночь. Его глаза сверкают ничем иным, как разъяренной похотью. Она почти граничит с безумием. С помешательством. О, да. Его глаза именно безумны. Они бегают по мне, словно я большой смачный кусок самого вкусного торта.

- Молчишь, - протягивает он, ухмыляясь, - правильно. Молчи.

- А что ты сделаешь? Ударишь меня? Изнасилуешь? – я нагло ему подмигиваю, пусть внутри и сгораю от сумасшедшей, дикой злости, а на глаза наворачиваются слезы. Приближаю свое лицо к его подбородку и облизываю его губу – медленно, тягуче, будто я и вправду самая настоящая шлюха. – Валяй. Плевать я на тебя хотела. И на твои угрозы. И на все, что ты можешь сделать. Да хоть убей меня, мне все равно. Веришь?

Провожу ногтем по его щеке, а затем по губам. Дима не может сказать ни слова. Не знаю, что с ним. Наверное, мое поведение его ошеломило. Что ж, меня оно ошеломило не меньше. Интересно, что было в наркотиках, которые я вчера принимала?

- Не скучай, - шепчу я прямо ему в губы, - надеюсь, мы никогда не встретимся.

И ухожу.

Сначала иду медленно. А затем уже на улице срываюсь на бег. Несусь в сторону заднего двора, останавливаюсь около металлического изгородья и взвинчено поправляю волосы. Что это было? Что я вообще сделала? Господи, я сошла с ума. Я рехнулась.