Медленный фокстрот - Александра Морозова

сказала она и, сжимая зубы и впиваясь пальцами в ногу, кивнула на мокрые следы на полу.

– Нашла из-за чего переживать, – пробурчал я.

Но потом решил, что Лайме, наверное, тяжело в сапогах, и наклонился, чтобы помочь ей их снять.

– Не беспокойся, – махнула она рукой.

– Да мне несложно, – ответил я.

Осторожно высвободил сначала здоровую ногу, а потом, почти не дыша, больную.

– Может, тебе лекарство какое-то нужно? – спросил я. – Обезболивающее?

Лайма замотала головой.

– Таблетки не помогают. Надо просто переждать. – Она оглядела комнату и спросила: – Это здесь вы жили с Аней, когда она приезжала?

Я усмехнулся.

– Здесь – в этой гостинице. Но не в этом номере. Я переехал на другой этаж, как только она собрала свои вещи.

Лайма понимающе закивала.

Я отнес ее сапоги в прихожую, вернулся в гостиную и сел на пол возле ее ног, спиной опершись на кресло.

– Что ты делаешь? – спросила Лайма.

– Жду, – ответил я.

– Тут же есть еще одно кресло.

– А я не хочу в кресло. – Я повернулся и коснулся ее ноги в еще холодных от мороза джинсах. – Я хочу быть рядом. Да и пора уже привыкать.

– Привыкать? К чему?

– К тому, что время от времени мне придется вот так сидеть возле тебя и ждать, когда все снова станет хорошо.

– Не надо возле меня сидеть. Я сама справлюсь со своей ногой.

– Даже если я хочу?

Я поднял лицо к ней, положил подбородок на ее колени, не разрывая взгляда.

– Ты поедешь со мной в Москву?

Лайма перестала массировать ногу, замерла на вдохе.

– Разве это возможно? – спросила она. – Здесь у меня ученики, мама…

Она замолчала.

– У меня там квартира, – сказал я. – И работа. И там куда больше возможностей что для моих танцев, что для твоей ноги.

Лайма опомнилась, замотала головой, стала снова с силой давить пальцами куда-то под свое колено.

– Зачем мы вообще сейчас это обсуждаем?

– Нам все равно придется. Сейчас или через несколько дней.

– А тебе не кажется, что мы торопимся?

– А тебе не кажется, что мы, наоборот, затянули? Этот разговор должен был состояться два года назад. А может, и раньше.

Я поймал ее пальцы и положил себе на голову. Лайма улыбнулась и потрепала мои волосы.

– Раз мы разглядели друг друга только что, значит, раньше не были к этому готовы, – сказала она. – Впрочем, не факт, что готовы сейчас.

Ее пальчики приятно щекотали кожу. Кажется, я мог бы всю жизнь вот так лежать и чувствовать в своих волосах ее руки.

– Похоже, кто-то сейчас нас оправдывает, – прошептал я, прикрывая глаза. – Впервые в жизни, насколько я помню.

Понимая, что начинаю засыпать, я поймал ее руку, поцеловал запястье. Нежное, пахнущее сладковато-цитрусовыми духами. Ее рука мягко вывернулась из моих пальцев и стала гладить лицо.

– Как нога? – спросил я.

– Лучше, – ответила Лайма. – Думаю, скоро можно будет вызвать такси.

– Не торопись.

Я приподнялся, опершись на ручки кресла, и поцеловал ее.

Глава 34

Лайма

Мне нравилось медленно перебирать пальцами его волосы. И ему нравилось – я видела, как он расслабился и прикрыл глаза. Его голова стала тяжелеть у меня на коленях. Выгнулась шея, и я могла рассматривать ее угловатый рельеф с перекатывающимся под кожей кадыком.

Над его левой бровью белел все тот же едва заметный шрамик. Маленькая черточка, делающая этого красивого мужчину знакомым и привычным Даней.

Он вдруг поднял руку, вытащил из своих волос мою ладонь, поднес к губам. А мне так хотелось еще касаться его. Я провела пальцами по его щеке, скользнула вверх к скуле, потом полукругом к виску, вниз, почти касаясь уха, и по линии подбородка.

– Как нога?

– Лучше, – я сглотнула. – Думаю, скоро можно будет вызвать такси.

– Не торопись.

Он мягко, как кот, повернулся, положил ладони на ручки кресла, потянулся ко мне – и поцеловал.

Было так тихо, и лампа горела только в коридоре. От Дани пахло его туалетной водой, чуть резковатой, но безумно ему подходящей, и его собственным, ни с чем не сравнимым запахом. Мне кажется, я бы узнала его из тысячи, потому что ни один мужчина, с которым мы были настолько близки, не пах так соблазнительно.

Я скучала по этому запаху. Сначала даже не понимала, что скучаю не только по самому Дане, но и по его аромату.

И ведь раньше он всегда был для меня запретным. Всегда принадлежал другим. А теперь…

Руки сами потянулась к его голове, к мягким волнам его волос.

Он навис над креслом, но потом, прихватив меня за талию, поднялся вместе со мной и, не разрывая поцелуя, повел, как в танце, в другую комнату.

Казалось, мир изменил полярности и плоскости. Стоять было невыносимо, и мы уже падали, качались и падали, потому что теперь законы притяжения работали по-иному. Они притягивали нас друг к другу, а как мы вдвоем будем держаться в пространстве вокруг – непонятно.

И моей новой опорой стали руки Дани. Эти руки я знала с детства, видела, как они росли и менялись – из детской ладошки становились сильной мужской ладонью. Эти руки держали меня каждый танец, ловили, когда я падала, щекотали, когда вредничала. Но ласкали меня эти руки впервые.

Мне стало жарко в свитере, Даня горел под водолазкой. Я запустила ладонь под самый краешек и ощутила его влажное тепло. И мне захотелось ощущать его сильнее, целиком. Я стала стягивать с Дани одежду.

Но тут мои ноги уперлись в постель. Я вскрикнула и упала на нее. Мягкое покрывало прогнулось и едва не проглотило меня.

Даня засмеялся и одним рывком сорвал с себя водолазку. Он уперся коленом в край постели, совсем рядом с моей ногой. Я приподнялась и сняла свитер.

Даня завороженно изучал мое тело и невольно – всего на миг – коснулся кончиком языка пересохших губ. Наклонился надо мной, встал на вытянутую руку, потом согнул ее в локте, оказавшись совсем рядом. Провел ладонью по моей щеке. Я приоткрыла рот и поймала губами его большой палец. И почувствовала, как Даня на мгновение застыл, внимательно наблюдая за своим пальцем у меня во рту, от удовольствия тоже разомкнув губы. Потом он, словно оборвал сам себя, вытащил палец, чуть поигрался им с моей нижней губой и повел влажную линию по подбородку, шее, груди. И линия эта словно разжигала новою волну пожара в моем теле.

Наклонившись совсем близко, Даня поцеловал меня в губы. Его язык пытался повторить то, что только что