Неподходящая - Юлия Резник

– Да разве я напрягаюсь? Это совсем не трудно. Говоришь, словно я какая-то развалина, Адам.

Возможно. Но ведь речь сейчас совсем не о готовке. Господи, это тяжелее, чем я думал. Что если ей станет плохо? Вот что?!

Вымученно рассмеявшись, утыкаюсь в макушку матери. Дышу ей. Люблю её. Восхищаюсь ею. Боюсь за нее. Но не могу поступить иначе… Пытался. Но, блядь, не смог. Понять бы, это моя сила или все-таки слабость?

– Отец в кабинете?

– Да.

– Зайду к нему, – говорю, отступая к столу. И прежде чем уйти, забрасываю в рот черную сочную виноградину из тарелки с фруктами.

– У меня к тебе тоже есть разговор, – кричит мне вдогонку мать.

– Без проблем, я никуда не спешу.

Отец в кабинете. Расслабленный, с бокалом сухого. Поднимает на меня глаза. Радостно улыбается и встает, чтобы обняться.

– Рад тебя видеть. Алишер вроде тоже где-то на подходе.

– Да я, собственно, поговорить зашел.

– О чем?

– Хотел предупредить, что ухожу из компании.

Отец моргает. Потом его брови взлетают вверх, выдавая полнейшее непонимание и растерянность.

– Почему?

– Потому что так, наверное, будет лучше.

– Ничего не понимаю. Лучше кому?! Ты с детства готовился перенять семейное дело, ты горел этим. Что случилось теперь?

– Вахид, ты чего орешь? – заглядывает в кабинет мать.

– Знаешь, что наш сын заявил? Что он, блин, увольняется! – в голос отца просачивается акцент. Это плохо…

– Увольняешься? Но почему?

– Я как раз пытаюсь добиться каких-то внятных объяснений, – зло бросает отец. Мама заходит в кабинет и замирает у него под боком. И тогда батя машинально обнимает ее за плечи, прижимает к себе. Несмотря на пиздец, происходящий в моей собственной жизни, я безумно рад, что у них все наладилось.

– Адам, что случилось, сынок?

– Случалась эта девка, так ведь?! – отец не дает мне и слова вставить.

– Не называй ее так, пожалуйста.

– Да, Вахид! Ты чего? – встает на мою сторону мать. Но тут я не обольщаюсь. Мама пока не знает, насколько все серьезно. А когда поймет, не удивлюсь, если и она не сможет принять мой выбор.

– Мне очень жаль, что вам не по душе моя женщина. Я пробовал с собой бороться, но… – пожимаю плечами. – Принять ее не прошу. Понимаю, что это невозможно, и почему. Собственно, поэтому и увольняюсь. Отработаю, сколько понадобится, чтобы подготовить замену и без спешки передать все дела, а параллельно буду подыскивать работу.

Отец поднимается, проходит мимо меня к бару. Наливает воды и с жадностью ее выпивает. Смотреть на мать я трушу.

– Она не твой уровень, Адам. Ни по положению, ни по…

– Это я уже слышал. У тебя, наверное, есть право так думать. Но она – мой человек. Я рядом с ней живой, понимаешь?

– Нет! – рявкает отец.

– Вахид! Прекрати. Мы же пришли к решению…

– Он променял семью на…

Понимая, что отец готов выдать очередное оскорбление, которое я уже вряд ли съем, мама предупреждающе вскрикивает:

– Вахид! Угомонись. Нам всем нужно немного успокоиться. Тебе тоже, сынок, – обращается ко мне. – Зачем ты рубишь с плеча?

– Да не рублю я, мам. – Немного психую. – Просто хочу поступить правильно.

– Разве это выход? Кому будет лучше от твоего увольнения? Отцу? Тебе? Может, Лейле? Хочешь, чтобы она себя до конца дней винила в твоем разрыве с семьей?

В комнате воцаряется гробовое молчание. Мы с мамой смотрим в глаза друг другу. Отец… Ну, он хотя бы не спорит. И это дает мне крохотную надежду на то, что, возможно, все не так плохо. Мешая дышать, у меня в груди разбухает огромный колючий ком.

Мама бросает предупреждающий взгляд на отца, подходит ближе, кладёт ладонь на мою.

– Я не скажу, что мне будет легко принять такой выбор. Ты знаешь, у нас с Лейлой непростая история. Но если она – та, с кем ты видишь свое будущее…

– Так и есть.

– Тогда иди к ней. Если ты ошибаешься – время покажет. Но если нет… Не смей упустить её, Адам. Никогда. Ты не простишь этого ни себе, ни тем более нам с отцом.

Я киваю. Не могу говорить – сдавило горло. Только сжимаю её пальцы и прижимаюсь лбом к плечу. А мои собственные плечи ходуном ходят, и ноги подкашиваются от охватившего меня облегчения. И пусть отец ничего обнадеживающего не сказал, я знаю, что он никогда не пойдет против матери. А там… Нам ведь не так много нужно! Один-единственный шанс. И они поймут, что я не ошибся. Они оценят мою женщину по достоинству!

– Вахид! – восклицает мама, когда молчание отца уж слишком затягивается. – Ну, скажи же что-нибудь!

– У меня нет слов.

– Думаешь, предрассудки стоят того, чтобы испортить отношения с сыном?!

– Не думаю, Амин! Тормози, ты прешь как трактор! – рычит отец.

– Потому что мы сто раз это обсуждали!

Испытывая невыносимую вину за то, что стал причиной раздора, выступаю вперед.

– Мам, не ссорьтесь из-за меня, правда.

– Это не ссора!

– Вот именно! – все так же рычит отец, обращаясь уже ко мне: – Лучше скажи, ты уверен в своем выборе?

– Да. Сегодня я собираюсь сделать ей предложение.

– Может, вы бы повстречались сначала? Мало ли. Куда вам спешить?

– Нет, отец. Так изначально не нужно было делать. Я поступил неправильно. Не по чести… Видно, тоже поддавшись стереотипам.

Отец подходит ко мне, тяжело ступая. Смотрит в упор. И протягивает руку.

– Тогда делай, как считаешь нужным. Но не подведи. Ни её. Ни нас.

Моя грудная клетка будто расширяется. Я впервые за долгое время дышу в полную силу. Пожимаю отцовскую руку. Благодарю взглядом мать. А пару минут спустя, так и не прикоснувшись к ужину, срываюсь с места. Вперед гонит осознание того, что магазины вот-вот закроются, а я не могу делать предложение без кольца.

Перед закрытием ювелирный салон абсолютно пуст. Я подхожу к витрине с колотящимся сердцем. Кажется, в такие сжатые сроки просто невозможно найти достойную вещь, но, к моему большому удивлению, взгляд выхватывает то самое кольцо сразу же. Что только утверждает меня в абсолютной правильности происходящего. Кольцо представляет собой тонкий ободок из белого золота