Джоди Малпас - Одна отвергнутая ночь

— Доброе, — голос Сильвии лишен обычной игривости, ее пальцы сжимают ручной фильтр кофе-машины.

— Привет, — улыбаюсь напоказ. — Ой, у меня теперь новый телефон. Я пришлю тебе свой номер.

— Ладно, — она кивает, и я прохожу мимо нее, иду на кухню и сразу надеваю свой фартук.

Пол заходит следом за мной и останавливается перед плитой, поднимая сковороду, полную обжариваемого лука, и подбрасывая его.

— Хорошо провела вечер? — спрашивает он. Замечаю неподдельный интерес, а, подняв голову, я вижу бесстрастное выражение лица.

— Хорошо, спасибо, Пол. А ты?

— Конечно, — бормочет он, ставя на стойку две тарелки. — Хрустящие сэндвичи с тунцом для седьмого столика. Давай тут займемся обслуживанием.

Я действую: хватаю тарелки и прохожу мимо Сильвии и Дела, губы моего босса все так же поджаты, как и подруги.

— Сэндвичи с тунцом? — спрашиваю, ставя блюда на стол.

— Спасибо, милая, — тянет толстопузый мужик, весь такой счастливый, почти искрящийся, когда берет обе тарелки и при этом облизывается. Откусывает его своим большим ртом, поднимает глаза и смотрит на меня, улыбаясь, изо рта свисает пережеванный хлеб. Я морщусь. — Добавь еще, ладно? — Он пихает мне в руки свою кофейную кружку, у меня же желудок скручивается при виде того, как кусочек тунца, выскользнув из его рта, падает на пол. Смотрю, как он пальцем подбирает этот кусочек. А потом с ужасом вижу, как он, еще не до конца прожевав, языком слизывает тунец с пальца. Закрываю рот, прижимая к нему ладонь, и бегу через все бистро с мыслью, что у Миллера бы случился припадок, если бы он стал свидетелем проявления таких дикого поведения.

— Ты в порядке? — с тревогой спрашивает Сильвия, когда видит меня, бегущую к ней.

— Налей еще. Седьмой столик, — кидаю ей кружку и мчусь мимо, отчаянно пытаясь остановить рвотные позывы. Я лавирую между столиками, врезаюсь в стулья и, поворачивая за угол, плечом ударяюсь о стену. — Зараза! — ругаюсь я, слишком громко и это прямо перед столиком двух пожилых леди, наслаждающихся чаем и пирожными в наиболее тихой части бистро. Вздрагиваю и потираю руку, после чего оборачиваюсь, чтобы извиниться.

И меня тошнит прямо на них.

— Силы небесные! — одна старая леди поднимается со своего места, довольно быстро для своего почтенного возраста. — Ох! Дорис, твоя шляпа! — она салфеткой вытирает голову своей пожилой подруги, пытаясь отчистить от моей рвоты, забрызгавшей всю леди. Я хватаю салфетку и прижимаю ее ко рту.

— Ох, Эдна, она испорчена? — ее подруга рукой водит прямо по голове, трогая забрызганную шерсть шляпки. Меня снова сильно тошнит.

— Боюсь, что так. Какой стыд. Не прикасайся к ней!

— Мне очень-очень жаль, — бормочу я сквозь салфетку, смотря, как две старушенции хлопочут друг над другом. Чувствую, как со всех сторон взгляды прожигают во мне дыры, а мой быстрый взгляд через плечо лишь убеждает в том, что бистро переполнено молчаливыми зеваками. Даже лишенный всяких манер толстяк, из-за которого все это со мной случилось, смотрит на меня с отвращением. — Я… — не могу закончить. На лбу выступают капельки пота, щеки вспыхивают. Сгораю от стыда. И чувствую себя ужасно — больной, смущенной и глупой. Теряюсь в коридоре, ведущем к женскому туалету, наклоняюсь над раковиной, включаю кран и полощу рот. Подняв глаза, встречаюсь с отражением бледного, кроткого создания. Меня. Чувствую себя отвратительно.

Что служит мне напоминанием. Умыв и вытерев руки, достаю из кармана телефон и в течение пяти минут зависаю на линии, объясняя девушке в регистратуре, почему мне срочно нужно попасть к врачу.

— В одиннадцать? — спрашиваю, убирая телефон от уха, чтобы проверить время. Моя смена заканчивается в пять. — А попозже что-нибудь есть? — делаю попытку, а сама в голове уже придумываю достойное извинение отпроситься с работу на час или два. Уныло сутулюсь, когда она сообщает, что других вариантов нет, а потом резко напоминает мне о том, что у меня в запасе есть только семьдесят два часа, если противозачаточная таблетка, которую следует принимать после полового акта, сработает. Дерьмо. — Я запишусь на одиннадцать, — говорю, называя свое имя, после чего вешаю трубку.

— Ливи?

Сильвия заглядывает в дверь.

— Хей, — я убираю мобильный в карман, отрываю бумажное полотенце и прикладываю к мокрому лицу. — Я уволена?

Она улыбается мне полными, розовыми губами и встает рядом со мной у раковины.

— Не глупи. Дел за тебя волнуется.

— Не стоит.

— И все же волнуется. Так же, как и я.

— Ни тебе, ни ему не нужно обо мне беспокоиться. Я в порядке, — отворачиваюсь к зеркалу, просто не готовая выслушивать еще одну лекцию по поводу своих отношений с Миллером.

— Конечно, в порядке, — смеется она, заставляя меня хмуро взглянуть на нее в отражении зеркала. Она меня недооценивает. — Я поспорить готова, вчера все пошло не так хорошо, когда он тебя насильно утащил из бистро.

— Ошибаешься, — я начинаю шипеть, поворачиваясь к ней лицом. Улыбка пропала, сменившись шоком. Она уверена, я не в форме, потому что вчера все пошло плохо. И за это в ответе Миллер. — Я неважно себя чувствую, Сильвия. Не стоит думать, что Миллер — катализатор абсолютно всему, — резко бросаю использованное полотенце в мусорку. — У нас с Миллером все хорошо.

— Но…

— Нет! — обрываю ее. Больше я этого не выдержу. Ни от Сильвии, ни от Грегори, ни от Уильяма. Ни от кого! — Отвратительный мужик разбросал весь свой сэндвич по полу и поднял его руками. А потом съел!

— Иууу! — восклицает Сильвия, прижимая к животу руку и поглаживая его так, как будто пытается успокоить внезапно возникшее чувство тошноты. Ей стоило это увидеть.

— Да. Именно! — заправляю за ухо непослушную прядь волос и распрямляю плечи. — Вот поэтому меня и вырвало, и мне чертовски плохо, уже осточертело слышать, как люди досадуют на нас с Миллером, и еще больше осточертело ловить на себе эти гребаные жалостливые взгляды!

Она стоит передо мной, кипящей от гнева, с выпученными глазами, а у меня в груди все горит от тяжелого дыхания.

— Ладно, — пищит она.

Я резко и решительно киваю:

— Хорошо. Я должна возвращаться к работе. — Прохожу мимо испуганной Сильвии и врезаюсь в стоящего в коридоре Дела. — Да в порядке я! — бросаю ему дерзко.

Кажется, если он еще больше ссутулится, его шея совсем пропадет.

— Ясно. А те две старые пташки в зале нет.

Гримасничаю:

— Мне жаль.

— Отправляйся домой, Ливи, — вздыхает он.

Чувствую, как груз спадает с плеч, и я благодарна за то, что нет необходимости придумывать оправдания, чтобы сбежать на прием, поэтому следую резкому приказу своего босса. Устало плетусь по коридору, на кухню, тихонько проскользывая мимо пожилых леди, которых я только что заблевала. Они увлечены новой порцией пирожных и горячим чаем.