Спецназ. Притворись моим - Алекс Коваль

научить его плавать в ванной!

Я прыскаю со смеху, чуть не роняя ложку с фаршем.

— Серьезно⁈ Кот хоть выжил?

— Кот-то выжил, а вот Никита потом неделю ходил с расцарапанной спиной и гордо всем говорил, что сражался с тигром!

— Мам! — стонет Никита, закатывая глаза. — Ну зачем ты рассказываешь этот позор?

— Пусть Ирочка знает, с кем связалась! — подмигивает она мне. — А еще он до трех лет боялся пылесоса. Думал, это монстр, который его засосет.

— Пылесоса? — я уже просто валяюсь от смеха. — Грозный Никита Александрович боялся пылесоса⁈

— Это был очень громкий советский пылесос! — защищается Сотников, но сам улыбается. — Он ревел как истребитель на взлете!

— Ой, не могу! — я вытираю выступившие слезы. — Никит, ты разрушил мой мир. Я думала, ты родился с каменным лицом и ничего не боялся.

— Много ты думаешь, Агапова, — он кидает в меня маленьким кусочком теста.

Я ловлю его на лету и кидаю обратно.

— Дети, не балуйтесь с едой!

Мы смеемся так, что у меня начинают болеть щеки.

Атмосфера такая легкая, непринужденная.

Светлана Александровна оказывается мировой женщиной. Мы с ней сразу находим общий язык.

Пока Никита отходит ответить на звонок, мы успеваем пошептаться.

— Ирочка, — она накрывает мою руку своей, испачканной в муке. — Спасибо тебе.

— За что? — удивляюсь я.

— За него. Я давно не видела его таким… живым. После той истории с Вероникой он совсем закрылся. Стал черствым, циничным. А с тобой у него глаза горят. Он улыбается. По-настоящему.

У меня сердце сжимается.

— Он… он замечательный, — искренне говорю я. — Просто ему нужно было время.

Никита возвращается, и мы меняем тему. Когда с пельменями покончено и они отправляются в морозилку (а часть — сразу в кастрюлю), Светлана Александровна достает коробку с новогодними украшениями.

— Ох, я же совсем забыла! Гирлянду хотела повесить на окно, да стремянка шатается, боюсь лезть.

— Я повешу, — тут же вызывается Никита.

Он берет гирлянду, встает на стул (стремянка ему и не нужна с его-то ростом) и начинает крепить огоньки к карнизу.

Я стою рядом, подаю ему скотч и ножницы.

— Выше, левее… нет, правее! — командую я.

— Агапова, не зуди под руку, — ворчит, но делает, как я говорю.

— Я не зужу, я руковожу процессом! У тебя криво получается!

— У меня идеальный глазомер, я снайпер!

— А у меня чувство прекрасного! И оно страдает!

Он спускается со стула, оказывается прямо передо мной.

В комнате уже сумерки, горит только настольная лампа и сама гирлянда, которую он включил в розетку. Разноцветные огни отражаются в его темных глазах.

— Страдает оно, значит? — Никита обнимает меня за талию, притягивая к себе.

— Ага, — шепчу я, забывая, как дышать.

— Сейчас исправим, — протягивает руку, убирает выбившуюся прядь мне за ухо. Его ладонь задерживается на моей щеке, большим пальцем оглаживает скулу.

Меня накрывает.

До дрожи в коленях. До бабочек в животе, которые устраивают там рок-концерт.

Он наклоняется. Мучительно медленно. Я нетерпеливо обвиваю руками его шею, вставая на цыпочки. Я тянусь к нему. Наши губы встречаются. Внутри все замирает, а потом взрывается салютом.

Мы стоим, обнявшись, в мерцании огней, и мне хочется, чтобы этот момент длился вечно.

— Кхм-кхм, — раздается деликатное покашливание от двери.

Мы отскакиваем друг от друга, как подростки, которых застукали родители. Светлана Александровна стоит в дверях с подносом чая. На ее лице играет такая теплая и понимающая улыбка, что мне становится стыдно.

Но не за поцелуй. А за то, что мы всем соврали. Хотя она и сама сразу догадалась.

Она ставит поднос на стол.

— Какие вы красивые… — говорит она тихо. — Никита, сынок, я так рада за тебя.

Никита смотрит на мать, потом на меня. Берет меня за руку и крепко сжимает.

— Спасибо, мам.

— Слушайте, — вдруг говорит Светлана Александровна, — а что мы все одни да одни? Может, позовем родителей Иры? Посидим по-семейному, пельмешки попробуем?

Я замираю.

— Ой, а это удобно? — спрашиваю я, глядя на Никиту.

— Конечно удобно! — машет рукой его мама. — Места всем хватит! Звони, Ирочка, звони!

Никита кивает мне:

— Думаю, это отличная идея.

Я достаю телефон и набираю маму.

— Алло, мамуль? Привет еще раз. Слушай, тут такое дело… Светлана Александровна приглашает вас на пельмени. Мы тут столько налепили! Приезжайте!

— Сейчас? — удивляется мама.

— Сейчас. Мы вас ждем.

Глава 24

Пока родители едут, Светлана Александровна отправляет нас с Никитой в магазин за продуктами. Нужен горошек для салата и так, по мелочи.

Выходя из подъезда в морозный челябинский вечер, Никита, ни капли не раздумывая, берет меня за руку. Так бескомпромиссно и собственнически, что к моим губам приклеивается дурацкая улыбка.

— Это необходимо, да? — решаю уточнить я, хитро прищурившись.

Сотников стреляет глазами на наши сцепленные ладони: его — в черной кожаной перчатке и моя — в белой варежке в розовый цветочек.

— Полное погружение в фиктивные отношения, Агапова. Ты же не хочешь, чтобы наше вранье неожиданно было раскрыто? — беззастенчиво говорит мужчина.

— Тут нет никого, кто мог бы нас спалить.

— Глаза повсюду. Не обманывайся.

— Ой, да просто признай уже, что тебе нравится держать меня за руку! — шлепаю я его свободной ладошкой по плечу, обнимая и прижимаясь всем телом к его руке.

— Раскусила. Нравится.

Никита быстро подается вперед и с улыбкой чмокает меня в губы. А затем еще, и еще пару раз, прошептав так, чтобы не расслышал случайный прохожий:

— И целоваться мне тоже с тобой нравится, Ириска.

— А что еще нравится? Расскажешь?

— Покажу. Когда останемся наедине.

— Договорились! — посмеиваюсь я.

Снег похрустывает под нашими ногами, пока мы довольные топаем в сторону ближайшего супермаркета. Проходя мимо детской площадки советского производства, Сотников делится со мной историями из своего детства, которое прошло в этом самом дворе старенькой «сталинки». Рассказывает, как он любил делать на качеле «солнышко». Как гонял с пацанами «в баскет» на полуразрушенном нынче корте. И как в пятом классе подрался с одноклассником и до позднего вечера не решался вернуться домой, потому что не хотел расстраивать маму.

Я в красках представляю себе резвого, шебутного пацана, каким был Никита, и улыбаюсь во весь рот. Такой Никита Сотников — это взрыв мимимитра. Это в десятки раз милее видео с котиками, какие мне периодически скидывает Аврора.

В магазине Никита подхватывает переносную корзину для продуктов. Первым делом мы заходим в отдел с фруктами. Пока Сотников выбирает мандарины, я беру пару веточек винограда и несколько груш. Взвешиваю и кидаю в корзину Ника.

— Я пойду добуду нам зеленый горошек.

— Найдешь, где он?

— Не