Спецназ. Притворись моим - Алекс Коваль

стеллажей с хлебобулочными изделиями и растираю большим и указательным пальцем переносицу. К глазам неожиданно слезы подступают.

Я раздражена. И от этого раздражения у меня все чешется. Злюсь, и мне хочется орать и бить кулаком в стену. А еще расстроена так, что в глотке плещется горечь.

Я не хочу думать о том, что эта идиотка мне наговорила! Не хочу анализировать ее слова! Не хочу к ним прислушиваться и воспринимать всерьез!

Но…

Ему нужно остепениться… Ему нужна семья…

Сука Ника! Надо было все-таки ей врезать! Так обидно от понимания, что она права!

Сотников слишком хороший мужчина. Он стал бы чудесным мужем и потрясающим отцом. Его возраст к этому располагает. Ему бы только женщину хорошую, основательную, милую, нежную, заботливую, готовую быть с ним рядом вопреки всему.

А что я?

Я втянула его в идиотские фальшивые отношения. Тупая малолетка! Заставила врать и изощряться. Пользуюсь его добротой. И подсела на его тело, как на самые сильные антидепрессанты. Я испытываю в нем почти физическую необходимость! Мне требуется постоянная доза его объятий, улыбок и поцелуев. Пропустив хоть один «прием», меня начинает ломать. Я влюблена. Безумно и без памяти. Да! И я понимаю это!

Но не понимаю: насколько я готова к семье? К детям? Готова ли я остановиться на одном мужчине на всю свою жизнь? Готова ли растворить свое «я» в этих отношениях, чтобы появилось крепкое «мы»? И что, если нет? Тогда получается, что… Господи, возможно, я просто использую Сотникова! Использую его так же нагло и эгоистично, как это когда-то делала Вероника!

От последней мысли мне физически становится плохо. Меня начинает мутить. Я ставлю злосчастный горошек на ближайшую полку и растираю ладонью шею. Подкатывает. Оглядываюсь в поисках касс и выхода на улицу. Мне нужно отдышаться. Но тут моей талии касается крепкая рука, обнимая.

— Меня ищешь, Ириска?

— Никит? — выдыхаю я, встречаясь с ним взглядом.

— Ну да, а ты ожидала увидеть кого-то другого, Агапова? — хмыкает он весело. — Что ж, прости, если разочаровал.

Внимательно вглядевшись в мое лицо, Сотников перестает улыбаться.

— Ир, ты побледнела. Как ты себя чувствуешь? Все хорошо?

— По правде говоря, мне бы не помешало выйти на свежий воздух, — нервно улыбаюсь. — Здесь немного душно, — дергаю ворот кофты.

— Идем, — ставит корзинку на гору упаковок туалетной бумаги Сотников. — Выйдем.

— Подожди, а продукты?

— Посажу тебя на улице на лавочку и вернусь, рассчитаюсь.

Мы выходим на морозный воздух. Сотников, поддерживая меня за талию, подводит меня к скамейке на аллеи у магазина. Стягивает с головы свою шапку и усаживает на нее. Хочется разрыдаться. Черт! Ну почему он такой? Такой внимательный? Зачем?

Присев рядом на корточки, мужчина застегивает молнию на моей куртке до самого подбородка и натягивает на мою голову капюшон. Внимательно в глаза заглядывает, своими шершавыми ладонями обхватывая мои щеки.

— Где болит? Давай как на духу, детка.

— Тошнит немного и голова кружится. Не страшно.

— Воды?

— Нет. Не хочу.

— И часто тебя так кроет? — спрашивает обеспокоенно.

— Нет. Это… Наверное, переутомление. Мы почти всю ночь не спали и день провели на ногах, — нахожусь я. — Сейчас я немного посижу, и все будет нормально. Не боись, Сотников, тебе не придется тащить в дом своей мамы мое бездыханное тело, — пытаюсь пошутить.

Мужчина только больше хмурит брови.

— Точно? Может, прокатимся в больницу?

— Никаких больниц.

— Ириска…

— Не занудствуй! — закатываю я глаза.

— Ладно, — поджимает губы Никита. — Пять минут. И я вернусь.

— Окей. Не торопись. Дальше лавочки я никуда не уползу.

Удостоверившись, что я вполне комфортно устроилась, Никита чмокает меня в лоб и возвращается в магазин.

Я запрокидываю взгляд в ночное небо и выпускаю струйку пара изо рта. Надо же было этой селедке испортить нам такой классный день!

Глава 25

— У нашей дочурки своеобразный способ проявления любви, — с улыбкой говорит мой папа.

И тут я понимаю, что разверзлись врата в ад… Ад детских постыдных историй Ирины Валерьевны Агаповой.

— О да, да! — подхватывает мама. — В детском саду Ире нравился один мальчишка, и она не нашла способа лучше выразить свои чувства, кроме как зазвездить ему ложкой в лоб!

— А в первом классе, Люб, помнишь? Как они подружились с Танькой Зайцевой? Поколотили друг друга ранцами! С тех пор стали подружками — не разлей вода.

— А ее первый парень? Сын наших соседей. Милый, симпатичный парнишка, которого она чуть на вилы не насадила!

— Он не был моим парнем! Мы просто дружили. И ничего милого в Максе не было, вообще-то он был местный «бэд бой» и какого-то черта ночью шарился на нашем участке. Все, мам, пап, прекращайте! — закатываю глаза. — Не заставляй меня краснеть!

— Мы ничего такого не сказали, детка!

— Время идет, способы выражения чувств не меняются. Бьет — значит любит, — посмеивается Сотников. — Да, принцесска?

Я испепеляю своего фальшивого парня взглядом.

— Ой, Валер, а помнишь, как наша девочка училась целоваться на помидорах? Это была такая умора!

Я стону.

Мама Никиты с восторгом слушает.

А сам Никита…

— Пс-с, — тычет меня пальцем в бок, привлекая мое внимание. — Приятно, что наконец-то объектом постыдных историй стал не я, — шепчет с мордой довольного кота.

— Подожди, еще не вечер. Родителям нужно просто вкинуть нужное слово в нужный момент.

— Не смей, Агапова! — обхватывает костяшками среднего и указательного пальца мой нос.

— А то что? — шепчу хитро.

— Отшлепаю, — обещает одними губами.

— Звучит… заманчиво!

Мы обмениваемся многозначительными взглядами, обещая друг другу еще одну безумно прекрасную ночь. Никита улыбается. У меня в животе начинают порхать бабочки. Но они тут же дохнут, стоит мне только краем уха услышать брошенное мамой:

— Вы уже думали, где будете играть свою свадьбу, дети? В Питере или в Челябинске?

Сотников откашливается, поперхнувшись.

Я морщусь.

В какой-то момент ворота в первый круг ада захлопнулись и открылись во второй?

— Свадьбу? Мам, притормози. Рано говорить о свадьбе.

— Почему? Разве Никита еще не сделал тебе предложение?

— Эм…

— Пока нет, — приходит мне на выручку Сотников. — Но мы в процессе, Любовь Павловна. Не переживайте.

Я виновато опускаю взгляд в свою тарелку. Вяло гоняю ложкой последний пельмень в бульоне. Ох, Ира! Опять ему приходится врать из-за тебя! Какой я все-таки ужасный человек.

Ловлю на себе взгляд Светланы Александровны. Виновато улыбаюсь. Она ведь знает правду. Ей, должно быть, как и нам, неловко от вранья. Мы, конечно, сегодня были пойманы за поцелуем. Но он ровным счетом ничего не значит. Мы просто дурачились. Не более. Ведь так?

— В процессе — это