Ненавижу тебя, сосед (СИ) - Манило Лина

Только я так не смогу. Это не моя жизнь — это не я. Это демоны во мне говорят. Потревоженные призраками прошлого, они пытаются взять надо мною верх.

— Поехали? — я никогда не был настолько ласковым, но сейчас рядом с разбитой вдребезги Ясей иначе не получается. Ей нужна забота, и я могу, а главное — хочу ей её дать. Несмотря на всё, что чувствую сам.

— Демид, может, они вернутся? — смотрит на меня огромными глазами, и синева радужки невероятно глубокая. В ней утонуть можно, как в озере. — Как так-то, а? Разве так можно?

— Не знаю, — целую её в прохладный лоб, кожа гладкая, как мраморная. С таким же успехом можно целовать статую в городском парке. — Поехали, а?

— Куда, Демид? Куда мне ехать? У меня же нет ничего… никого…

Э нет, так дело не пойдёт. Только тоски и последующей депрессии нам не хватает. Нам? Странное какое местоимение…

Размыкаю объятия, даю Ясе немного свободы, но ловлю пальцами её подбородок. Не для того, чтобы сделать больно — ей и без меня достаточно душевных мук, не хватает ещё физических. Но я не даю ей вырваться, заставляю в глаза смотреть.

— Сейчас мы уезжаем обратно. В наш дом, — я стараюсь, чтобы голос звучал твёрдо. Ясе нужно переключиться на кого-то, кто будет сильнее неё.

— Зачем?

Такой одновременно простой и сложный вопрос.

— Затем, что нужно встретиться с хозяином соседнего дома. Я договорился с ним. Ты помнишь?

Девочек можно было бы поселить у нас. Места бы хватило всем, ещё бы осталось. Вот только Никита… меня ломает от одной мысли, что они с Ясей будут на одной территории. Не допущу!

— А, точно, — в синих глазах появляется осмысленность.

До чего же необычный цвет. Ярослава — единственный человек с такими невероятными глазами. Глубокими, яркими. Будоражат и волнуют, лишают воли. Хочется плюнуть на всё и нырнуть в них, утонуть.

— Но для начала нужно поесть.

Яся безвольно плетётся к моей машине. Помогаю усесться. Как несмышлёного ребёнка опутываю ремнём безопасности, а Синеглазка похожа на куклу, с которой делай, что хочешь — не отреагирует.

Меня пугает её состояние. Будто из Яси вынули всё, что делает её живой и настоящей. Одним махом превратили в слабую духом и плотью марионетку. Чёрт…

Вот что за люди, а? Никого не жалеют, чтобы свой хрупкий идеальный мирок сохранить. Всё, что не вписывается, ложится поперёк широкой дороги просто откидывается в сторону. Но ладно моя мать! Тут ревность, ущемлённая бабская гордость. Но дочь? Это же… это же родной человек! Как с ней так можно?

Мне очень повезло с мамой. Она действительно была замечательной.

Была… несколько лет прошло, а во мне её смерть отзывается дикой болью. Без неё мне одиноко. Да, у меня есть отец. Он вернулся в мою жизнь на правах полноценного члена семьи, когда мама лежала в больнице и умирала. Перед лицом смерти забылись все обиды, мама больше не сердилась на мужчину, который однажды сделал очень больно.

Теперь с упорством маньяка папа навёрстывает всё, что по их глупости потерял. Пытается загладить вину не только передо мной, но и перед женщиной, которую любил, но не сумел удержать и сделать счастливой. Не смог уберечь от смерти.

Я срываю машину с места, не задумываясь и не строя планов. Просто живу, отмеряя время маленькими шагами.

27. Демид

Сначала по плану кафе. Моё любимое.

Небольшое и уютное, в нём отличная кухня и цены не стремятся поцарапать потолок. Я не привык транжирить, хотя в первый год после переезда к отцу меня, шестнадцатилетнего обалдуя, здорово протащило по медным трубам. Потом отпустило.

— Ешь, — приказываю, ближе подтягивая к Ясе тарелку с ароматным рагу.

Она головой мотает, бледная.

— Тебе от любого стресса всегда помогала вкусная еда, — напоминаю и сам этим воспоминаниям улыбаюсь.

— Всегда помогала, а тут не поможет.

— Кусочек, Ясь. Всего кусочек. Тебе это нужно.

— Не могу, — жалобно морщится, вот-вот готовая разрыдаться. Снова молчит, глядя куда-то в глубину разбитого сердца. — У меня комок в горле, не смогу ничего проглотить.

Тяжело вздохнув, бросаю на столик скомканную салфетку. Поднимаюсь, подхватываю стул и переношу его, ставлю рядом с Ясей.

— Так, надоело, — решительно забираю из слабых пальцев вилку, подбираю с тарелки самый аппетитный кусочек. — Что ты, как маленькая? Открой рот.

— За маму и за папу будем есть? — криво усмехается. — С таким раскладом я от голода умру.

— Зачем за них? Не надо. Помнишь нашего соседа дядю Колю?

Яся ошарашенно смотрит на меня и неуверенно кивает.

— Вот, за его три раза сгоревший сарай ешь.

Яся фыркает, слабо улыбается, уже без тени болезненной иронии. Открывает рот и послушно касается губами вилки. А я сглатываю, ибо это слишком сексуально.

— М-м-м… вкусно!

— А то!

В её взгляде, помимо растерянности, мелькает благодарность. Она громче слов, от неё очень тепло становится.

— Вот, молодец, — сбрасываю наваждение, потому что сейчас такие мысли лишние. — Теперь кусочек за тот самый мотоцикл, который мы чуть было в ручье не утопили.

— В болоте!

— И в болоте тоже. Ешь, Синеглазка.

Снова слушается, жуя всё энергичнее.

— Лучше?

Кивает, слизывая капли соуса с губ, а я не удерживаюсь: целую уголок её рта. Охает, хлопает чёрными ресницами, красавица.

Да ну зачем ты такая красивая, а? Никаких сил нет просто смотреть, не то что быть рядом и не прикасаться. Тянет неимоверно.

— Ты красивая, знаешь? — пальцами свободной руки прохожусь по тонкой Ясиной шее, слегка щекочу, ощущая колючие мурашки.

Снова заставляю съесть Ясю кусочек мяса, а она смотрит на меня очень удивлённо.

— Что, ни разу не говорили?

— Говорили… просто от тебя слышать это непривычно.

— Понимаю, — кормлю Ясю, а в мыслях одно: у меня не получится ничего исправить. Слишком много плохого я сделал ей. Издевался, гнобил, делал всё, чтобы она была одинокой. Всех подружек разогнал, только Юлька задержалась, но с ней у меня не получилось справиться. Кремень, а не девка. Чем-то на рыжую Дашку похожа.

— Я наелась, — говорит жалобно. — Правда. Не могу больше!

— Не можешь и не надо, — кладу вилку на бортик полупустой тарелки, собираюсь подозвать официанта, но Яся вдруг тянется ко мне и за шею обнимает.

Эм… что происходит?

Я так ошарашен, что не сразу соображаю обнять её в ответ, а когда касаюсь руками узкой спины с проступающей цепочкой острых позвонков, глаза закрываю. Чёрт, это слишком хорошо, и я не знаю, что с этим делать.

Смириться, что эта девочка так и не утратила для меня значения? Что всё так же важна и нужна, как в детстве? Что только рядом с ней хочется останавливать мгновения и кричать, что они прекрасны?

— Спасибо… спасибо тебе, — сбивчиво шепчет, задевая губами подбородок. — Если бы не ты, я бы умерла, наверное. Я так испугалась, что ты уехал. Зачем ты уехал? Одну меня оставил зачем?

— Психанул. Не уехал бы, ударил кого-то. Я не хотел, это лишнее. И так не справился. Думал, что сильнее, но твоя мать…

— Тш-ш-ш, помолчи. Лавр, давай просто посидим? Вот так, тихонечко.

— Посидим…

— У тебя сердце колотится…

— Ага, сейчас выпрыгнет.

— Почему?

— Потому, Синеглазка. Не спрашивай.

Вопреки моей репутации и некоторым… кхм, экспериментам, у меня не так много опыта в романтических делах. Со всем этим не умею обращаться, мне бы только мяч пинать и учиться — вот тут я профи. А обращаться с девушками, как с принцессами, не умею. Но о Ясе хочется заботиться. Как хотелось всегда, если бы не её мама.

Блин, опять вспомнил о ней и злюсь.

— Ты мне сейчас рёбра сломаешь, — пищит Яся, и только тогда понимаю, что сдавил её в объятиях слишком сильно. — Поедем?

Киваю, а Яся с решительным видом порывается достать кошелёк, но я вырываю его из рук и запихиваю обратно в сумку.

— Но это же дорого.

— Ой, успокойся, Ярослава. Не дороже того, что могу себе позволить.