Брат моего парня - Виктория Вашингтон

как гроза. Мне казалось, что я была для них обузой: лишний рот, очередной пункт расходов. По крайней мере, ни разу я не почувствовала, что они рады моему появлению на свет. Они просто жили своей жизнью — мрачной, тяжёлой — а я росла рядом, словно сорняк на обочине.

Со временем я научилась быть тихой. Я старалась не плакать, не жаловаться, не докучать им лишний раз. С девяти лет сама вставала по утрам, собиралась в школу, грела себе вчерашний чай. После уроков часами торчала в библиотеке или бродила по округе, только бы поменьше быть дома. Дом тянул из меня все силы: там было холодно и пусто. Мы с родителями почти не разговаривали по душам. Они спрашивали про оценки или что нужно купить из еды, но никогда — как я сама, что у меня на душе. В ответ я тоже перестала пытаться достучаться. Зачем, если им всё равно?

Подростком я окончательно замкнулась. Старалась приходить домой, когда родители уже спали, и подолгу делала уроки ночами, лишь бы забыться в учебниках. У меня не было модных телефонов, не было карманных денег на кино или кафе. Одноклассники сначала дразнили меня за обноски, потом просто перестали замечать. Я привыкла быть одной. Иногда, конечно, хотелось прижаться к маме, выговориться — особенно когда в школе случалось что-то обидное. Но мама либо отмахивалась: «Разберёшься сама, я устала», либо сухо читала нотации, что я сама виновата. Так постепенно я перестала делиться с родными чем бы то ни было важным.

Память не хранила какого-то одного решающего момента, после которого я отдалилась от родителей — это было словно медленное расхождение тектонических плит. Год за годом между нами росла трещина непонимания. Они не интересовались моей жизнью, а я всё меньше верила, что найду у них поддержку. К окончанию школы мы были почти чужими людьми, связанная разве что общей жилплощадью. Помню, когда я получила письмо о поступлении в университет, радость внутри боролась с горечью. Я, дрожа от волнения, сообщила родителям о своём успехе, на что отец лишь хмуро сказал: «Деньги на учёбу где возьмёшь? Тебя точно по ошибке приняли. Потребуют платить» Мать пожала плечами: «Нам не потянуть. Да и что тебе этот университет…» Их реакция холодным душем окатила мои надежды. Ни поздравления, ни гордости — ничего, кроме беспокойства о деньгах и тихого неодобрения. В ту ночь я долго не спала, глядя в потолок и чувствуя, как рвётся последняя нить между мной и семьёй. Мне предстояло вырваться оттуда самой, если я не хотела навсегда увязнуть в той же серости.

За неделю до начала учебы мне выдали комнату в общежитии. Собрала старый потрёпанный чемодан, попрощалась сухо, без слёз — кажется, мы все поспешили завершить эту мучительную сцену. Мама на прощание сказала лишь: «Береги себя», не пытаясь ни удержать, ни обнять. Отец буркнул что-то невнятное, даже не взглянув мне в глаза. Я переступила порог родного дома, чувствуя одновременно вину и облегчение. Восемнадцать лет жизни остались позади, и я не была уверена, что смогу когда-нибудь назвать то место домом.

Общежитие университета было практически пустым. По слухам, его даже собирались сносить вовсе. Так как тут училась только элита, то студенты жили исключительно в своих домах, а иногородние могли позволить себе снять жилье в городе.

Кай даже предлагал переехать к ним в особняк. Его родители поддержали эту затею, они меня любили. Но я отказалась, осознавая, что стоит поселится под одну крышу с Коулом, как случится апокалипсис максимальных масштабов.

* * *

Я проснулась от резкого звонка будильника на телефоне. Мерзкий электронный трезвон разорвал утреннюю тишину, и я мгновенно вынырнула из сна. За окном едва светало — бледно-серые полосы рассвета пробивались сквозь неплотно задернутые шторы. Я потянулась и отключила будильник, и комнату снова заполнила спокойная тишина.

На секунду я лежала неподвижно, наслаждаясь редким ощущением утреннего покоя.

Я перевернулась на другой бок и увидела, что Лира находилась в моей комнате. Я ей дала запасной ключ на всякий случай, но не ожидала, что он пригодится ей так скоро. Она сидела на соседней кровати, поджав под себя ноги. Экран её телефона тускло светился, отражаясь в напряженных глазах. Рядом на тумбочке дымился бумажный стаканчик с кофе, тонкий аромат которого щекотал ноздри. Но вместо обычной улыбки «с добрым утром» на лице Лиры было беспокойство. Она даже не заметила, что мой будильник прозвенел.

— Доброе утро… — сонно пробормотала я, приподнимаясь на локте. — Ты рано сегодня.

Лира вздрогнула, словно я её застала врасплох. Она оторвала взгляд от экрана и попыталась улыбнуться, но улыбка вышла вымученной.

— Ой, привет… — тихо отозвалась она. — Не разбудила тебя?

— Всё нормально, я и так уже просыпалась, — я прищурилась, стараясь разглядеть её лицо в полумраке. Сердце заныло от смутной тревоги. — Лир, у тебя всё в порядке?

Она опустила глаза, и прядь светлых волос упала ей на лоб. Лира нервно откинула её, потом вдруг схватила со своей тумбочки стаканчик и встала.

— Я тут кофе тебе принесла из автомата… — сказала она несмело. — Думала, тебе приятно будет с утра горячее выпить.

Она протянула мне стаканчик, и я машинально приняла его. Кофе обжигал пальцы — или это сами мои пальцы вдруг похолодели.

— Спасибо… Но что случилось? — спросила я прямо. Теперь уже очевидно было: что-то случилось. Хорошее утро треснуло, как тонкий лёд, под её странным взглядом.

— Рэн, — Лира присела рядом на край моей постели. Мне не понравилось, как она посмотрела на меня сверху вниз, будто выбирая слова. — Только обещай, что спокойно отреагируешь… Ладно?

В груди тут же вспыхнул тревожный огонёк. Я сжала стаканчик, и горячий кофе плеснул на крышку.

— Ты меня пугаешь, — голос мой окреп, сон слетел без следа. — Говори уже.

Лира вздохнула и поглядела мне прямо в глаза.

— В университетской сети с утра… новости неприятные, — проговорила она мучительно медленно. — Точнее, слухи. Про тебя.

— Про меня? — я не сразу поняла. И сразу внутри всё оборвалось. Я подалась вперёд. — Что за слухи?

Лира отвела взгляд. Её пальцы белели, сжимая телефон.

— Гадкие, грязные слухи… — едва слышно сказала она. — Будто ты… будто спала с одним из преподавателей, чтобы получить свой грант и поступить сюда.

Она замолкла. Я тоже. Секунда тянулась бесконечно.

Я заморгала, ожидая, что Лира засмеётся и скажет: «Шутка!». Но она не смеялась. Мое отражение дрожало в её зрачках.

— Что? — выдохнула я. Воздух со свистом покинул лёгкие. В ушах зашумело.

Спала с преподавателем… ради