Брат моего парня - Виктория Вашингтон

о тебе! — вдруг выкрикнула она, и по её щеке скатилась слеза. — Господи, да зачем бы мне ещё бежать к тебе ни свет ни заря с этой ужасной новостью?! Я же хотела тебя предостеречь, поддержать!

Мы обе замолчали, тяжело дыша. Между нами, казалось, встала стена. Ещё вчера мы смеялись и болтали, как давние подруги — а сейчас не могли смотреть друг на друга.

Лира смахнула рукавом слезинку и заговорила тише:

— Я на твоей стороне, Рэн. Честно.

В комнате повисла звенящая тишина. На полу валялись мои тетради и карандаши, со стола медленно капал на ковёр пролившийся кофе. Лучи утреннего солнца пробивались сквозь шторы, холодные и безжалостные.

— Странная у тебя сторона, — сказала я глухо, опустив глаза. — Ты больше защищаешь Коула, чем меня.

— Неправда… — прошептала Лира и сделала шаг вперёд.

— Оставь, — оборвала я, чувствуя смертельную усталость. Я опустилась на край кровати, отвернувшись. — Спасибо, что рассказала. Дальше я сама.

— Не отталкивай меня, — умоляюще сказала она, затаив дыхание. — Нам сейчас нужно держаться вместе, слышишь?

Я горько усмехнулась и посмотрела ей прямо в заплаканные глаза.

— А по-моему, теперь каждый сам за себя.

Слова вышли жестокими. Я поняла это, лишь увидев, как побелели Лирины губы. Она покачнулась, точно я её ударила.

— Как знаешь, — прошептала она после паузы.

Лира медленно подняла с пола мой опрокинутый стул, поставила его к столу. Потом повернулась и, тихо-тихо ступая, направилась к двери. Я не шевельнулась.

Она задержалась в дверях, бросив на меня взгляд. Я почувствовала укол совести… но лишь отвернулась.

Дверь мягко щёлкнула и закрылась.

И только тогда я разрыдалась в голос.

Я плакала от злости, унижения и бессилия, проклиная про себя всех: и однокурсников, готовых верить анонимной грязи, и Коула, наверняка торжествующего моим позором, и саму себя — за то, что сорвалась на Лире, единственной подруге.

Я прикусила кулак, пытаясь заглушить рыдания, и думала только об одном: если это действительно дело рук Коула, он горько пожалеет. Ненависть кипела во мне, вытесняя даже страх. Страх потерять всё — и место в университете, и будущее, и саму свою мечту — жил где-то в глубине души, но я не позволяла ему вырваться наружу. Я держалась за свою ярость, потому что только она сейчас давала мне силы дышать.

Впереди меня ждала борьба за моё имя и моё будущее. И я не позволю какому-то Коулу отобрать это у меня.

5

Я знала, что так будет, но всё равно не была готова.

Ни к этому липкому чувству чужого взгляда на затылке.

Ни к молчанию, которое звенело в воздухе, как будто я перестала быть частью чего-то общего.

Ни к этой пустоте в глазах тех, кто ещё вчера улыбался.

Да, даже вчера некоторые с опаской смотрели в мою сторону. Но ситуация не была настолько плачевной.

Я шла по университетскому коридору, держась прямо и всё же ощущала, как под подошвами дрожит пол — или это просто ноги дрожали. Всё казалось прежним: стены, запах кофе из автомата, студенты с рюкзаками, переговаривающиеся у шкафчиков. Но теперь между мной и этим миром выросла стена. Прозрачная. Холодная.

И мне не дали забыть об этом.

— Это она? — прошептали у самой уха.

Я не обернулась.

Пусть шепчут.

Пусть глотают собственную желчь.

Но пальцы вцепились в лямку рюкзака крепче.

Я заметила, как двое из моей группы поспешно отвернулись, когда я подошла. Один из них выронил ручку и не стал её поднимать, пока я не прошла мимо.

А потом кто-то засмеялся — тихо, приторно.

Мне в спину.

Я не знала, откуда слухи пошли, но они уже жрали меня заживо.

Про то, как я «подстелилась, чтобы попасть сюда».

Про то, как использовала имя Кая.

Про то, как альфы не должны связываться с теми, кто продаёт свою честь за грант.

Я никому ничего не объясняла. Потому что объяснение — это всегда оправдание. А я никому ничего не должна.

Тем более — им.

Я свернула к кафетерию.

Шум, гул голосов, звон посуды — всё слилось в одно. Студенты сидели за столами, кто-то читал, кто-то ржал в голос, кто-то листал ленту на телефоне.

Я поймала несколько косых взглядов.

И снова то же: “вот она…”

Я подошла к прилавку и заказала кофе. Бариста даже не посмотрел на меня.

Когда я обернулась, он уже наливал капучино какой-то девушке с красными ногтями. Меня он будто не видел вовсе.

А может, не хотел.

Я нашла свободный стол в углу, достала планшет, сделала вид, что читаю.

Руки дрожали.

И именно в этот момент он вошёл.

Коул.

Как всегда — в тёмной одежде, с телефоном в руке, с тем самым непроницаемым лицом, от которого внутри сжималось всё.

Он даже не посмотрел на меня — и всё равно я знала, что он меня заметил.

Альфа сделал заказ, встал рядом, пока бариста наливал кофе.

Спокойный. Безупречно собранный.

Как будто всё происходящее вокруг — не его дело.

Как будто он — не часть этого.

Я встала и медленно подошла.

Заговорила первой — потому что молчание между нами всегда было опаснее слов.

— Тебя, наверное, это радует, да? — Я не улыбалась. И не срывалась. Просто смотрела ему в глаза. — Твоя маленькая победа.

Он оторвался от телефона. Медленно. Поднял взгляд.

В глазах — ни эмоции, ни сожаления.

— А ты правда думаешь, что для этого мне нужно было хоть что-то делать? Я бы не стал тратить свое время на такую фигню.

Голос спокойный.

Ровный.

Острый, как лезвие.

Я стиснула зубы.

— Даже если и так, ты мог бы остановить это. Один твой чёртов взгляд, и они бы заткнулись.

Он слегка наклонился вперёд, взял кофе, не сводя с меня взгляда.

— А зачем?

— Что?

— Если это правда, то зачем вмешиваться?

Я хотела ударить его. Или убежать.

Неважно. Главное — не стоять и не чувствовать, как что-то внутри трещит по швам.

— Ты знаешь, что это ложь. — Мой голос сорвался. — Но ты ничего не сделал. Потому что тебе удобно, когда я грязь. Тогда ты выглядишь чище, да?

Он сделал глоток кофе. Медленно.

— Не приписывай мне свои проблемы, нищенка.

Коул еще раз окинул меня холодным взглядом и ушёл.

Не оглядываясь.

Не обронив ни слова больше.

Оставив меня посреди кафетерия — как пустое место.

Я стояла словно в эпицентре взрыва, которого никто не заметил.

Всё вокруг продолжало жить — звенели ложки, скрипели стулья, кто-то смеялся, кто-то зевал.