Неподходящая (СИ) - Резник Юлия

– Это судороги. Подержи её голову, я вызову врача.

Я сдерживаюсь из последних сил, отчаянно пытаюсь припомнить порядок действий в подобного рода случаях. Эти пять минут – самые страшные в моей жизни. Мы сидим вдвоём на полу у её кровати, обнявшись. Камила то замирает, то всхлипывает, и я прижимаю её к груди, чувствуя, как у меня самой трясутся руки. К счастью, все проходит так же внезапно, как начинается.

Когда врач приезжает, Ками уже опять спит. Её осматривают. Делают ещё один укол. Оставляют рекомендации. И уходят. Опасаясь оставить дочку одну, я даже не выхожу проводить доктора. Делает это Адам. Слышу, как щелкает замок. Напрягаюсь на миг в попытке понять – ушел ли он вместе с бригадой скорой, как тут слышу шаги.

Одолевающие меня в тот момент эмоции порядком сбивают с толку. В них столько всего! В первую очередь я, наверное, рада, что не осталась одна. Это потом я возьму себя в руки, верну себе самообладание, словом, стану вновь сильной и независимой, да, а пока…

– Возьмешь ее? Я сменю постельное – оно все мокрое.

– Я сама справлюсь, – хмурюсь, тем не менее подхватывая дочь с кровати, как Адам и просил. Он ловко снимает наволочку, не сводя с меня тяжелого взгляда:

– Знаю.

Ну и что делать? Дальше с ним спорить? Глупо. Тем более что на это совершенно нет сил. Покачивая Ками на руках, я едва заставляю себя держать глаза открытыми.

– Я перестелил. Можете ложиться.

– Нет, я так усну…

– Поверь, тебе это совершенно не помешает.

Адам проходится по моему лицу полным беспокойства взглядом. Зря он так… Чертовски зря. Это сейчас у меня нет сил, чтобы все как-то осмыслить, а когда Ками поправится, я же… буду страдать этой фигней снова и снова! Сначала предаваясь несбыточным надеждам, а потом за них же себя сжирая. Потому что нельзя быть такой дурой!

– Нет. Вдруг ей снова станет плохо?

– Я буду рядом.

– Ни в коем случае.

– Почему?

На самом деле этот спор совершенно бессмысленный, потому что я уже, блин, засыпаю. За окном моросит дождь, и хоть утро в самом разгаре, на улице серо, будто поздним вечером.

– Ты чужой. Я сама справлюсь со своими проблемами.

– Обязательно. Вот как поспишь – так и сразу.

– Адам…

– Да пойми ты! Не могу я уйти. Она мне тоже не чужая.

Он же о Ками, да? С таким отчаянием в голосе, что неровен час – я поверю.

– Ненавижу тебя, – шепчу, засыпая. – Ненавижу, понял? Лучше бы мы никогда не…

Меня вырубает на полуслове. Не знаю, договорила ли я, что хотела сказать, или нет. Впрочем, все же и так понятно! Все. Абсолютно.

Просыпаюсь я как от толчка. Резко переворачиваюсь на бок. Касаюсь губами лобика Ками. Температура опять поднялась, но пока не критично – как раз время пить лекарство.

Выбираюсь из постели и плетусь на кухню, чтобы налить воды – мелкой сказали пить больше жидкости. Кошусь на сброшенные мужские туфли и сразу за этим слышу приглушенный голос Адама:

– Значит, выкатываем им официальную претензию. Срок – сегодня до конца дня. И проверь, подписывал ли кто-то с нашей стороны эти изменения. Если да – выясни, кто дал на это отмашку. Новиков в отпуске, может, его зам не сумел правильно оценить риски? А еще я так и не дождался аналитической записки… Какого хрена, Влад? Я что, попугай – повторять по два раза?

Тайком наблюдаю за ним из погруженного в тень коридора.

– Я видел цифры! Меня интересует не факт нарушения, а кто подписал корректировку, минуя регламенты. – Он делает короткую паузу. – Где в это время была служба безопасности? Уведомлений не было. Сроки? До конца дня. Всё.

Адам сидит за столом, босой, с кружкой чая и телефоном у уха. Из одежды на нем все еще идеально наглаженные брюки, его грудь обнажена, волосы растрёпаны, но он выглядит… чёрт, он выглядит как человек, у которого всё под контролем. Даже несмотря на то, что дела он вынужден вести из кухни чужого дома.

Спокойный, точный, собранный. Не мой…

– Хорошо. Жду на почте. Не забудь поставить в копию Новикова, потому что ему это все разгребать.

Адам заканчивает разговор. Откладывает телефон. Делает глоток из чашки, а когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, вдруг замечает:

– Долго ты еще будешь прятаться?

Мои щеки обжигает волной жгучего стыда.

– Просто не хотела тебе мешать, – пожимаю плечами в расчете на то, что это выглядит более-менее естественно. – Разве не лучше это делать из офиса? – киваю на его телефон.

– Я сам решу, что лучше, – растирает глаза Байсаров. – Как Ками?

– Температура опять поднимается. Как раз шла набрать воды.

Под его пристальным взглядом делаю, что собиралась, и вздрагиваю, когда в дверь звонят.

– Это еда. У тебя пустой холодильник.

Оправдываться я не собираюсь. Не собираюсь давить на жалость, рассказывая о том, что без него мне кусок не лез в горло. Учитывая, как выглядит сам Адам, он и так понимает, как оно...

Наблюдая за тем, как деловито он расставляет тарелки, я могу думать лишь о том, что я больше не могу на него злиться. И это плохо. Очень-очень плохо, потому что теперь мне вообще не за что держаться. Он уйдет – и я утону.

– Давай, садись.

Послушно опускаюсь на стул. Берусь за приборы – так, по крайней мере, не дрожат руки. В молчании запихиваем в себя кусок за куском. Наверное, это даже вкусно. Но я не чувствую… Тарелки пустеют. Я сжимаю пальцы сильнее, так что ребристый край вилки пребольно впивается в руку:

– Спасибо большое за помощь и ужин, но сейчас тебе нужно уйти.

– Лейла… – начинает он, а я перебиваю:

– Ты знаешь, что я права.

– Не думаю.

– Да! Так только хуже, Адам… Ты не можешь не понимать, что такие встречи ставят крест на моих попытках жить дальше?! – в отчаянии всплескиваю руками. – Просто спокойно жить…

– А у тебя получается? У меня нет.

– Прошла всего пара дней с нашего расставания.

– И я умирал каждую секунду из этих шестидесяти трех часов.

– Говорят, дальше будет легче, – парирую я. – Пожалуйста, Адам, уходи. Это слишком больно.

Глава 23

Лейла

– Прости, но это просто в голове не укладывается! – возмущается Васька, выслушав мой короткий рассказ о причинах нашего расставания с Адамом. – Мы же не в средних веках живем!

– В некоторых обществах и сейчас царят средневековые традиции, – устало вздыхаю я, сцепив в замок пальцы. – И знаешь, пожив с мужем, я понимаю, что не так уж они и плохи.

– Ты сейчас серьезно?! Только посмотри на себя! Ты едва живая, а все потому, что кто-то решил, что ты – не пара их сыночке! Это не про традиции, Лейла. Это про долбаную несправедливость.

Я отвожу взгляд. Васька в этот момент настолько зла, что ее эмоции проникают даже сквозь сковавшее меня отупение. Вот не зря я согласилась с ней встретиться! Может, злость и ко мне вернется? На ней я вроде бы неплохо держалась. Сейчас… сложнее. Почти невозможно, если быть совсем уж откровенной. Хотя я пытаюсь не застревать в своей беде и как-то жить дальше, кажется, это требует больше сил, чем я могу сейчас генерировать.

Слабо улыбнувшись, перевожу взгляд к окну. На улице моросит дождь. Размытый пейзаж напоминает картины импрессионистов. Ренуара? Нет, скорее Писсарро. Если бы можно было раствориться в этом пейзаже – я бы сделала это, не раздумывая.

– Ну что ты молчишь? – негодует Васька. Ей кажется, что моя реакция слишком… никакая. Она думает, я бесхребетная. И в чем-то даже права. Я вот уже вторую неделю живу с ощущением, что из меня вынули стержень.

– Странно слышать рассуждения о справедливости от юриста. Кому как не нам знать, что концепция справедливости – не более чем обман? – я закусываю губу, чтобы не расплакаться.

– И все-таки. Я не думала, что Адам – такой трус. Он производит впечатление мужика, у которого есть яйца.

– Потому что это правда, – ухмыляюсь я. – Этот выбор… Он ведь тоже нелегко ему дался, понимаешь, Вась?

– Да он же тебя кинул, предварительно навешав лапши на уши! – выпучивает глаза Василиса.