Босс для Белоснежки (СИ) - Амурская Алёна

Глава 30. Новый знакомый

Следующее утро в новом статусе я решаю начать с правильного шага — не бежать сломя голову в офис, а дать себе целых пятнадцать минут на кофе в маленьком городском кафе у остановки. Но ирония в том, что именно в такие моменты судьба любит подсунуть мне всяческие маленькие неожиданности.

Я поднимаюсь по ступенькам в кафе с привычной увесистой сумкой. Там у меня, как обычно, всё вперемешку: раскраски Павлика, какие-то бумаги с работы и упаковка печенья «на потом». Пока нашариваю ручку, на входе появляется солидный импозантный мужчина.

Высокий, хорошо одетый, с высокими “умными” залысинами коротко стриженой головы и тонкой полуулыбкой, которая будто рассчитана на то, чтобы понравиться всем и сразу. Держится уверенно, движется плавно, в глазах холодный сосредоточенный блеск. Сразу видно, деловой человек.

Он придерживает для меня дверь, и я машинально киваю:

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста, — отвечает он приятным низким голосом, слегка замедлив ударение. Из-за этого его интонации сразу приобретают вкрадчивый доверительный оттенок, как у какого-нибудь сладкоречивого бабника.

Невольно улыбаюсь этой мысли, пока заказываю латте. Вообще-то в нашем городе это редкость — встретить в кафе мужчину, который держит незнакомым женщинам дверь. Обычно все норовят первыми пролезть локтями. Но всё же я не придаю этому значения.

Вскоре бариста отдаёт мой латте. Я киваю незнакомцу и усаживаюсь за свободный столик, решив, что на этом наше утреннее пересечение закончилось. Но он, словно не заметив моей попытки улизнуть, берет свою чашку и идет за мной.

— Можно? — его вопрос звучит мягко, почти музыкально. — С утра так не хватает компании. А у вас такой приятный голос, что грех сидеть в одиночестве.

— Конечно, — отвечаю я, не видя повода отказывать.

Он садится напротив и, словно это само собой разумеющееся, галантно предлагает:

— Позвольте, я угощу.

— Спасибо, но не стоит, — я слегка улыбаюсь. — У меня есть корпоративная скидка. Единственная привилегия, которой я люблю пользоваться.

— Вы ведь работаете в «Сэвэн»? — спрашивает он так буднично, будто уже всё про меня знает. И тут же, жестом фокусника продемонстрировав в пальцах ламинированную прямоугольную карточку, поясняет успокаивающе: — У вас визитка корпорации из сумки выпала.

Я чуть не давлюсь глотком.

— Эм… да. А что?

— У меня сегодня как раз созвон с вашим менеджером по инвестициям, — он склоняет свою бритую голову набок, с любопытством глядя на меня, и зачем-то представляется, протягивая мне руку: — Я Герман.

Просто так, без отчества, без должности, будто мы уже знакомы. Но это как-то негласно подразумевает, что вроде бы и я должна представиться, как того требуют правила хорошего тона.

— Елизавета, — неохотно сообщаю я и отвечаю легким рукопожатием. — Очень приятно.

Ладонь у Германа кажется холодной, как у робота. Я убираю руку и бросаю на него сочувственный взгляд. Наверное, у него с давлением проблемы. У бизнесменов это обычное дело, всё-таки столько стресса.

Он внимательно смотрит на меня и продолжает откровенничать:

— Думаю, стоит ли вкладываться в один из проектов. «Сэвэн» — корпорация интересная, но… у меня пока нет окончательного решения…

Тон у него такой сомневающийся, что я сразу представляю, как многие мои коллеги на моём месте тут же начали бы рассыпаться в заверениях. Вот, мол, какая у нас стабильная компания, какие честные акционеры, какой замечательный генеральный директор…

Возможно, именно этого он и ждёт, стремясь немного поднять свою самооценку, как многие мужчины, вдруг заговорившие с незнакомой женщиной посреди кафе. Иначе зачем бы поднял эту тему?

Вот только со мной такое не прокатит. Я не очень честолюбива и к таким фокусам равнодушна.

— Ну, — мирно пожимаю плечами, — если вы собираетесь инвестировать, это, наверное, вам виднее. Я там всего лишь мелкий винтик. Самая неэлитная часть всей системы.

В тусклых коричнево-серых глазах Германа вспыхивает маленький огонёк.

— Вы не станете убеждать меня, что это надёжный партнёр?

— О, убеждать инвесторов — это точно не моя должность, — улыбаюсь я. — Моя миссия скромнее: печати, пропуска и спасение коллег от бумажного потопа.

Он чуть прищуривается.

— Значит, вы довольны своей работой?

— Смотря с какой стороны посмотреть, — я делаю глоточек кофе, наслаждаясь приятной молочной пенкой. — Иногда мне кажется, что я в центре мира, а иногда — что просто оператор на складе печатей. Но пока всё устраивает.

Я замечаю, что он слушает со странным напряжением, будто каждое моё слово кладёт на весы.

Наверное, переживает за свои миллионы. Или просто устроил утренний соцопрос «как там на низах». Такой мнительный — прямо сова-аудитор на посту.

Его бровь чуть поднимается.

— Забавно. Обычно в «Сэвэн» любят подчёркивать масштаб.

— У меня масштаб только в сумке… вот, видите? — я поднимаю её, демонстрируя торчащий наружу уголок детской раскраски с Павликовыми динозаврами. — Это весь мой бизнес-план на ближайший вечер.

Он вежливо усмехается, но в улыбке есть что-то испытующее, натянутое. Такое ощущение, что он хочет вытянуть из меня реакцию, вроде восторга, лести, оправданий. Но если это и так, то напрасно. Всё, что у меня есть, — это лёгкая самоирония и честность.

Но в итоге, удовлетворившись моим ответом, он решает перейти на нейтральную тему. Опирается локтями на стол и бросает взгляд на мою сумку.

— Похоже, вашему ребенку повезло, — говорит доверительно. — А моя мать в детстве даже раскрасок мне не покупала. Говорила: «Жизнь тебя сама раскрасит, и без твоих каракулей».

Я тихо хмыкаю, представив маленького Германа с обидой в глазах.

— Ну, хоть карандаши давала?

— Давала. Но всегда напоминала, что я должен стать великим и влиятельным, а то… «вот вырастешь никем», — он улыбается чуть смущённо, словно сам над собой подшучивая. — Она была женщиной больших амбиций. Знаете, это странное чувство, когда ты в глазах матери одновременно герой и никчёмный мальчишка. Тогда я злился, а сейчас… смешно вспоминать.

Он рассказывает это не с горечью, а как милый курьёз, но в словах сквозит что-то чуть горькое, старое.

Да уж, ну и мамаша ему досталась! Тоже мне, воспитательница героев. Не давала раскрасок, зато дала комплекс на всю жизнь.

— Но вы всё же выросли, — говорю я ободряюще. — Взяли и выросли не «никем», а вполне себе кем-то. С большой буквы.

Он смотрит так внимательно, будто проверяет, не подшучивают ли над ним. Но я лишь пожимаю плечами:

— Ну серьезно же. Раз вы тут со мной кофе пьёте и начинаете день не с бутылки, а с инвестиций — значит, жизнь всё-таки раскрасилась так, как хотела ваша мать.

В глазах Германа вдруг вспыхивает что-то острое, колючее… и тут же уходит вглубь, уступая место расслаблению.

А я невольно усмехаюсь: вот же недоверчивый тип — с первой попытки не поверил, пришлось дублировать вслух, чтобы дошло. Видать, привык ждать от людей худшего, бедолага.

Мы сидим так еще минут десять, болтая о мелочах — про ремонт дороги у офиса, про вкус кофе в этой кофейне. Я в основном слушаю и киваю.

Когда моя чашка пустеет на две трети, я смотрю на часы и поднимаюсь:

— Спасибо за компанию. Утро получилось лучше, чем я ожидала.

— Вам спасибо, — хмыкает Герман.

Киваю на прощание и поворачиваюсь боком, закидывая свою пузатую сумку на плечо… и тут же задеваю свою же чашку, стоящую на краю столика.

Всё происходит за секунду: чашка опрокидывается с тихим звяканьем, и остатки кофе выплескиваются узкой струйкой на колени Германа. К моему ужасу — прямо на ширинку его идеально сидящих светло-серых брюк, оставив там тёмное пятно.

— Господи! — вырывается у меня, и я поспешно хватаю салфетки с соседнего столика. — Простите, пожалуйста!

Я тянусь к нему, но в последний момент понимаю, куда собиралась лезть, и резко останавливаюсь. От стыда щёки вспыхивают до багровой густоты.