Внутри - Катрин Корр

— Тебе много раз приходилось слышать обо мне как о старшем брате?

— Достаточно, чтобы понять, насколько нелепо это звучит. Без обид.

Аверьян улыбается, и я быстро увожу взгляд. Подхожу к термопоту, чтобы залить стеклянный чайник кипятком. Один ноль в мою пользу.

— Для меня это стало большим открытием.

— Что именно? — оборачиваюсь, продолжая жать на красную кнопку подачи воды.

— Что нас считают братом и сестрой. Причем абсолютно все. Даже мои друзья, которые до вчерашнего дня не упоминали о тебе в принципе. Я имею в виду, что…

— Что обо мне не заходило речи, когда вы встречались или созванивались, — перебиваю, решив избавить его от ненужных объяснений. — Я поняла.

Ставлю чайник на подставку и накрываю широкое горлышко высокой деревянной крышкой.

— Это нормально, — пожимаю плечами. — Я о тебе со своими друзьями тоже не говорила.

Два ноль в мою пользу. Аверьян смеется, и воздух определенно становится легче. Достаю из шкафа широкий деревянный поднос и ставлю на него белые кружки, коробку с салфетками, чайник и тарелку со сладостями.

— Поможешь?

Аверьян внимательно смотрит на меня. Взгляд серьезный и сосредоточенный, хотя на губах играет легкая улыбка.

— Вчерашний день был полон открытий, — говорит он, без труда подняв тяжелый поднос. — И мне бы хотелось обсудить с тобой каждое.

— …Почему?

— Потому что все они связаны с тобой. Пойдем, поговорим.

Прекрасно. Теперь мне не по себе. Теперь я жалею, что согласилась на это дурацкое чаепитие! Чем я думала, когда решила остаться один на один с тем, кто очень часто был причиной моих ночных кошмаров?

И всё же любопытно. Да и отказавшись, я моментально лишусь набранных очков в игре «Я уже взрослая и мне наплевать на то, что ты, Аверьян, обо мне думаешь».

Сдвинув ногой широкую стеклянную дверь, словно она ничего не весит, Аверьян выходит на теплую улицу и уверенным шагом направляется к беседке неподалеку от озера. Фонари над каменной тропинкой подсвечивают его статную фигуру, позволяя мне, тихонько следующей за ним, в очередной раз восхититься его длинными ногами. Несколько часов назад я с успехом делала это во время игры.

Аверьян поднимается на подиум и ставит на стол поднос, а я, наклонившись к первой ступени, нащупываю маленькую квадратную кнопку. Жму на нее.

— Ого! — говорит он, обведя взглядом беседку. Она светится крошечными белыми огоньками. — Твоя идея?

— Кирилл постарался. Когда я училась, я проводила здесь много времени: писала курсовые, делала домашние задания, работала над дипломом. Он решил, что так мне будет веселее.

— Кирилл? — поднимает он бровь, усаживаясь в белоснежное кресло с синими подушками. — Ты зовешь родителей по имени, когда их нет рядом?

Занимаю противоположное кресло и составляю на стол всё, что мы принесли.

— Я могу обратиться к ним по имени, а могу назвать мамой и папой. Они никогда не были против.

— От чего это зависит?

— Наверное, от того, что мы обсуждаем, — предполагаю. — Иногда Вероника говорит со мной и ведет себя, как мама: осторожно, трепетно и душевно. А иногда щебечет без умолку, как подруга, которая хочет рассказать мне обо всем на свете. И жестикулирует так ярко и активно, что может случайно что-нибудь разбить! — Аверьян улыбается. Ему нравится слушать о маме. — С Кириллом, конечно, такое случается реже. Он почти всегда ведет себя, как папа, так что, наверное, его я действительно не так часто называю по имени.

Аверьян наливает чай в кружки. Татуировки на его руках начинаются от самых пальцев: длинных, красивых, созданных для игры на музыкальных инструментах. Интересно, он играет на гитаре или пианино? Невольно вспоминаю нашу первую встречу, когда эти пальцы на мгновение зависли в воздухе рядом с моим лицом, а потом смело отбросили в сторону мои волосы…

Точно. Аверьян не только любимый сын моих приемных родителей, но ещё и тот беззастенчивый незнакомец из клуба, который видел то, что не следовало. Который вчера дал ясно понять: держаться от него подальше, если я не хочу, чтобы мои границы были нарушены. Об этом он собирается поговорить со мной?

— Почему ты поменялась в лице? — спрашивает он с полуулыбкой. — Вспомнила нашу первую встречу?

— О чем ты хотел поговорить? — спрашиваю, тряхнув головой. — О нашей первой встрече?

Сев поудобнее, Аверьян ставит локоть на широкий подлокотник и опускает квадратный подбородок на согнутые пальцы.

— О ней мне уже достаточно известно. Пока не будем. — Закатив глаза, издаю смешок. — А вот о чем мне неизвестно, так это то, что мое отсутствие негативно отразилось на твоей жизни.

Сглатываю.

— То есть?

— До меня дошли сведения, что ты подвергалась издевательствам со стороны моих знакомых, — объясняет Аверьян, пристально и настойчиво глядя в мои глаза. — Это правда?

— Если бы я подвергалась издевательствам, — стараюсь держаться непринужденно, — родители бы знали об этом и вмешались.

— Но они не знали, потому что ты ничего не говорила. Точно так же, как и сейчас, когда тебя ударил твой парень.

Почему Настя не завершила свою работу на день раньше? Тогда бы мы с ним точно не встретились в том проклятом клубе!

— Я не знаю, что ты там слышал и откуда у тебя такая информация, но это всё бред бредовый. И сколько ещё раз мне повторять, чтобы до тебя наконец дошло: никто меня не…трогал! Это, — указываю пальцем на правую сторону своего лица, — дурацкое стечение обстоятельств. Я ударилась из-за собственной неуклюжести и неосторожности. И я вынуждена скрывать синяк только лишь потому, что Вероника поднимет шум.

— Значит, правда, — произносит Аверьян задумчиво. — Ты молчала, чтобы родители не подняли шум. Тебе ведь было десять, когда тебя удочерили? Ну да. Десять, — рассуждает он вслух, пробежав глазами по столу. — Вот же ублюдки.

— Послушай, — вырывается у меня нервный смешок, — ты не…

— Адель, не надо, — перебивает меня. — Я не любитель размусоливать очевидное. Можешь не отвечать, я уже понял, что это далеко не бред бредовый.

Что ему рассказала Дарина? Это ведь точно была она. Близняшки и их безмозглые подружки не осмелились бы сообщить Аверьяну о своих злодеяниях.

— Что делали? — спрашивает меня. — Я хочу знать. До вчерашнего дня я понятия не имел о том, что, пока я радовался жизни, из-за меня страдала маленькая девочка.

Он и сейчас считает меня такой?

— Я не страдала.

— Что они делали? — настаивает он. — Что говорили? Как запугивали?

— У тебя очень богатое воображение.

— Да, и чтобы оно не стало ещё богаче, расскажи, каким образом сборище недоумков отравляло тебе жизнь?

— А ты очень любишь своих друзей и подруг, — комментирую с улыбкой. — Они в курсе, что ты о них такого высокого