Развод. Цена ошибки - Дарина Королёва

Наконец-то! Я огибаю Вадима, торжественно удаляясь. Меня уже ждут.

— Ты куда! Мы ещё не закончили! — бывший муж кинулся меня останавливать, но в этот момент из машины выходит здоровенный мужчина в строгом костюме. Один его взгляд заставляет Вадима отступить. Усмехаюсь — как же быстро тает его храбрость!

— Остановись Рит! Остановись пока не поздно!

Водитель открывает передо мной дверь с почтительным поклоном. Сажусь в прохладный салон, наконец позволяю себе расслабиться в комфортном кожаном сидении.

Никогда не забуду его лицо в тот момент. Эта бессильная злость в его глазах — моё лучшее лекарство.

Вадим впервые не может контролировать ситуацию... И это прекрасно.

_______

ГЛАВА 26

Год назад

Рита

Лежу в темноте, и время растекается густой патокой.

Четыре утра. Пять. Шесть. Потолок расплывается перед глазами, а в груди будто застрял осколок — каждый вдох отдается острой болью.

Боль не приходит сразу — она накатывает волнами, как прибой в шторм. Сначала оглушает, а потом медленно проникает в каждую клетку тела, растекается по венам вместо крови.

Предательство оказалось не ударом ножа, как пишут в книгах. Оно похоже на медленно распространяющийся яд, который отравляет каждое воспоминание, каждую совместную фотографию, каждый момент счастья.

Пытаюсь дышать. Просто дышать.

Вдох-выдох. Но воздух застревает где-то в горле, превращается в колючий ком.

Его слова звенят в ушах, отскакивают от стен, множатся эхом:

"Мы снова вместе... Моя бывшая... Виолетта его родная мать..."

Бывшая. Как просто он это сказал.

Везде был обман. Везде.

После этих слов он снова ушёл… А спустя несколько часов у Аришы поднялась высокая температура и я вызвала скорую. Нас госпитализировали.

Словно речь о старом свитере, который достали с антресолей — немного потёртый, но всё ещё самый любимый.

А я кто тогда? Временная заплатка? Случайная ошибка?

Тишину разрывает детский плач — резкий, требовательный. Ариша! Моя маленькая кроха. Вскакиваю с кровати, пошатываясь от недосыпа.

Когда беру дочь на руки — обжигаюсь. Она горит как печка, моя девочка, моё сокровище. Термометр показывает 38.9.

В груди разрастается паника, затапливает всё остальное — обиду, злость, боль предательства. Сейчас важна только она.

Больничные дни сливаются в один бесконечный кошмар. Белые стены. Писк приборов. Запах лекарств въедается в кожу, в волосы, в одежду. Ариша то затихает, то снова начинает плакать — температура скачет, как сумасшедшая. Медсестры говорят, что это нормально для грудничков, когда переходят на смесь — упал иммунитет. Но как это может быть нормально? Ей всего три месяца! Это очень опасно!

Я не сплю, почти не ем. Хожу по палате, укачивая дочку, и весь мой мир сузился до размеров этой комнаты с облупившейся краской на подоконнике.

Прошло дня три, когда он наконец соизволил проведать нас.

Застыл, как манекен в витрине — идеально отглаженная рубашка, дорогие часы, в руках — пакет с апельсинами и бананами.

Совсем чужой человек.

Холодный взгляд, презрительно поджатые губы. Ставит на тумбочку пакет с фруктами — театральный жест заботливого папаши. В горле встает ком от этой фальшивой заботы.

— Как она? — спрашивает дежурно, будто о погоде. Будто не он вчера отрекался от родной крови.

— Проваливай! — шепчу сквозь зубы, чтобы не разбудить задремавшую Аришу. — Тебе здесь делать нечего.

Что тут скажешь человеку, который ещё вчера заявлял, что это не его ребёнок? Который смел усомниться... Господи, да у неё его глаза, его упрямый подбородок, даже хмурится точно так же! Все это видят, кроме него самого.

— Я насчёт развода, — заявляет он официально, словно на деловых переговорах. — Думаю, ты права — нам лучше разойтись.

Киваю, прижимая к себе горячую дочку крепче. Только она меня сейчас сдерживает. Иначе я бы точно запустила в него капельницей. Или тяжёлым графином с водой. Или всем, что попадётся под руку.

— Конечно, надо! Думаешь, я стану терпеть тебя и твою шалаву?

— Следи за языком! — повышает голос. — Тебя никто не оскорблял, я пришел в хорошем настроении. Я общаюсь с тобой по-хорошему. Это ты себя накручиваешь, истеришь. Неудивительно, что ребёнок болеет...

Вот оно! Снова. Его фирменное умение переворачивать всё с ног на голову. Теперь я виновата, что малышка заболела. Я!

— Какой же ты лицемер! — шепчу, задыхаясь от возмущения. — После твоих слов... Даже имя дочери не смей произносить после того, как ты сказал, что я нагуляла её от другого!

— А что не так? — он пожимает плечами. — Она действительно на меня не похожа.

Сволочь! Подонок! Где тот человек, которого я любила? Который обещал быть рядом всегда? Передо мной стоит чужак в знакомой оболочке, и от этого ещё больнее. Как будто кто-то украл моего мужа и подменил его этой бездушной куклой.

— Убирайся! Раз не твоя дочь — забудь о ней навсегда!

— А знаешь, — вдруг останавливается в дверях, поворачивается, и его лицо искажается злой усмешкой, — может, оно и к лучшему. Я ведь давно хотел тебе сказать — ты не соответствуешь. Моему уровню, моему статусу.

Его слова добивают наотмашь.

— Ты посмотри на себя, — продолжает с презрительной миной. — Вечно не пойми в чём ходишь, без макияжа. А теперь ещё и с ребёнком, которого не можешь нормально успокоить. Как с такой женой на деловые встречи ходить?

— Ах, извини, что я не успеваю краситься, пока твоя дочь умирает от температуры!

— А вот Виолетта... — в его глазах вспышка, — это другой уровень. Ты бы видела, как она держится в обществе, как одевается. С ней я наконец-то чувствую себя настоящим мужчиной. Знаешь, какое это наслаждение — когда женщина умеет себя подать? Когда ею восхищаются?

— И главное, — делает театральную паузу, — я теперь точно знаю, что Марк — мой сын. Понимаешь? Мой настоящий сын от Виолетты! А не...

Противно до тошноты от этого спектакля, от его безжалостных нападок, от собственного бессилия что-либо изменить.

Ариша — его копия, все это видят. Но он сейчас специально ищет оправдания, чтобы выставить меня тварью, чтобы был повод уйти от такой "плохой", никчемной жены! Чтобы курица силиконовая его жалела и ублажала!

— Заткнись! — я почти кричу. — Просто заткнись и убирайся! Ты... ты просто жалкое, ничтожное существо. Думаешь, твой "высокий уровень" делает тебя лучше? Нет, он делает тебя пустым. Пустым и фальшивым, как твоя силиконовая кукла! Да, в этом вы идеальная пара!

— Истеричка, — бросает презрительно. — Всегда такой была. Вот потому я и ушёл.

— Нет, — говорю тихо, но твёрдо, прижимая к себе дочку. — Ты ушёл, потому что ты трус. Потому что тебе проще предать, чем быть настоящим