Зацепить 13-го - Хлоя Уолш

скамейке и села рядом.

Рассудок ничему не доверял и был настороже, но сердце ни в чем не сомневалось, а тело было более чем счастливо оказаться рядом с Джонни.

Меня влекло к нему физически, я была связана с ним эмоционально и ментально напугана.

Внутри меня разыгралась мучительная душевная битва.

Внутри отчаянно бушевала тревога за этого парня.

Я ее не понимала и не стремилась понять.

Потому что одновременно я почувствовала огромное облегчение, когда вошла и увидела его живым и способным двигаться. Я знала: Джонни боится за свою карьеру в регби, но я сейчас думала только о том, что он цел.

Облегчение и тревога одновременно пульсировали во мне, что спровоцировало мое дальнейшее поведение.

— Все в порядке, — пообещала я, беря его ручищу в свою. — С тобой все будет в порядке.

Джонни напрягся, но не выдернул руку.

Я свою тоже не убирала.

— Шаннон, мне так больно, — опустив голову, признался он. — И жутко страшно.

— Знаю, — прошептала я, придвигаясь ближе. Пальцы сами тянулись отвернуть полотенце — так мне хотелось посмотреть, насколько все плохо. — Тебе дали болеутоляющее?

Джонни судорожно выдохнул:

— Врач сделал мне какой-то укол. Думаю, миорелаксант.

— Помогает?

Он покачал головой.

— Наверняка жалеешь, что потратил на меня свой запас ибупрофена, — пошутила я, пытаясь хоть как-то отвлечь его от тягостного состояния. — Сейчас бы пригодился.

— Скорее мне бы пригодился транквилизатор, — угрюмо ответил он, понурив широкие плечи.

— Можно посмотреть? — тихо, но настойчиво попросила я.

Держа его руку своей правой рукой, я протянула левую к подбородку Джонни и повернула лицом к себе.

— Сволочи, — проворчала я, разглядывая синяк на его щеке и порез над бровью, который уже затянулся. — Бедное твое лицо.

Джонни лишь усмехнулся.

— Что тут смешного? — спросила я, обрадованная его смехом.

— Странно слышать от тебя «сволочи», — ответил он, устало улыбнувшись.

— Мне нравится ругаться, — сказала я, пытаясь чем угодно отвлечь Джонни от боли.

— Нет, не нравится, — угрюмо возразил он, слишком проницательный. — Ты так говоришь, чтобы меня отвлечь.

— Получается?

Он напряженно кивнул:

— Не останавливайся.

Прочесывая мозг в поисках темы для разговора, я шарила глазами по его телу, подмечая каждую мелочь, пока не остановились на его руке.

По-мужски крупная, с костяшками странной формы; наверное, сказывались годы тренировок и травм. Длинные пальцы с коротко подстриженными ногтями. Тыльную сторону левой руки пересекал длинный шрам.

Я вопросительно посмотрела на него.

Коснувшись пальцами шрама, я спросила:

— Откуда у тебя это?

— От шипов бутсы, — ответил Джонни, глядя на наши сомкнутые руки. — Запрещенный прием в раке, два года назад, клубный полуфинал, семь швов и противостолбнячный укол.

— Ого, — поморщилась я.

— Да, — выдохнул Джонни.

— А еще шрамы у тебя есть?

— Несколько, — ответил он, с любопытством глядя на меня.

— Можно посмотреть?

Джонни помедлил, потом кивнул.

— Ну, если хочешь.

— Хочу, — ответила я, стараясь занять его ум до приезда «скорой».

— Его я ломал столько раз, что всех и не упомню, — сказал Джонни, указывая на нос. — Самый жуткий перелом случился прошлым летом. — Он поморщился. — Чтобы поставить кость на место, врачам пришлось ее подпилить и снова сломать.

— Поставить кость на место? — выпучила глаза я.

— Угу, — усмехнулся он. — А до этого нос у меня упирался в щеку.

— Боже! — охнула я, и у меня свело живот. — Это же варварство.

— Это регби, — засмеялся он и тут же застонал, поморщившись от боли.

— А еще какие были травмы? — поспешила спросить я.

Тяжело вздохнув, Джонни стал подробно рассказывать, как в тринадцать лет у него лопнул аппендикс, а потом, когда он выздоравливал, его вывернуло, что привело к еще одной операции. Только после этого он позволил мне увидеть шрам на животе.

«Живот» — нелепое слово для описания этой части его тела.

Оно было слишком нежным и невинным и не отражало того, чем обладал Джонни.

Животы у мальчишек.

А тут с первого взгляда становилось понятно, что Джонни уже не мальчишка.

Кубики пресса и темная полоска волос под пупком наглядно это демонстрировали.

Джонни наклонился и показал на фрагмент сожженной кожи над правым коленом.

— А вот из-за этого у меня все лето пошло коту под хвост.

— И тоже из-за регби? — спросила я.

— Представь себе, нет, регби ни при чем. Мне тогда было десять, и несколько ребят постарше из моей школы поспорили со мной, что мне слабо прыгнуть со скалы в Сандерс-Пойнте.

— В Сандерс-Пойнте?

— Там есть скала — естественный трамплин высотой пятьдесят футов. Мы туда часто ездили, — пояснил Джонни. — Я бы мелкий и глупый, думал, что ни в чем не уступаю тем парням, типа я гребаный Халк. — Он тряхнул головой и улыбнулся во весь рот. — Оказалось, что нет. В доказательство получил рентгеновский снимок и неделю в больнице.

— Боже! — воскликнула я. — Тебе же было всего десять! Ты мог умереть.

— Сейчас-то мне побольше, — печально улыбнулся он. — И сломать меня труднее.

— Да. — Я крепко стиснула его руку. — Теперь тебе побольше.

Джонни показал еще несколько своих боевых ран. Каждая вызывала у меня стон и оторопь, а он лишь усмехался.

Главное, разговор отвлекал его от боли, чему я только радовалась.

Его плечи уже не напрягались. Мы говорили, и напряжение в его теле продолжало спадать.

— А в четырнадцать я раздробил себе скулу, — сказал Джонни, наклоняясь ко мне. — Видишь? — Он указал на тонкую серебристую линию в верхней части левой щеки. — Сейчас шрам почти не виден, а тогда болело жутко.

— Представляю, — ответила я, разглядывая шрам. — Я его даже не замечала. — Не удержавшись, я потянулась и провела пальцем по его брови. — А почему в этом месте у тебя всегда кровоточит?

— Не было возможности залечить до конца, — пояснил он, замерев от моих неуместных прикосновений. — Когда сезон кончится, все зарастет.

— Понятно, — прошептала я, пытаясь найти на его лице еще какие-то малозаметные следы травм на поле.

Когда наши глаза снова встретились, я обнаружила, что он внимательно смотрит на меня.

— Игрок Ройса ударил тебя туда? — Кивком я указала на бедро, прикрытое полотенцем. — И ты потерял сознание?

Джонни неохотно кивнул.

— Можно посмотреть? — едва слышно спросила я.

Он напрягся.

— Ну пожалуйста.

Он медленно покачал головой:

— Шаннон, вряд ли это хорошая затея.

— Ну пожалуйста, — повторила я, нервно глядя на него. — Я ведь знаю, чтó там. И ты показал мне остальные.

— Вид ужасный, — угрюмо ответил он. — Поверь, тебе не захочется на это смотреть.

— Ты можешь мне доверять. Я никому не скажу.

Джонни долго смотрел на меня, потом тяжело выдохнул. Он опустил плечи, руки повисли по бокам, но по-прежнему ничего мне не показывал.

— Можно? — спросила я.

Он закрыл