Тасмина Пэрри - Признание в любви

Ознакомительный фрагмент

– Дорогая, мы уже обсуждали это.

– И ты не услышала ни одного произнесенного мной слова.

– Я услышала, моя дорогая. Понимаю, ты хочешь стать писательницей, жить в чудной маленькой мансарде на Рив Гош. Я все понимаю. Потому что сама была такой. Я это чувствовала и делала.

Эстелла сменила позу, чтобы посмотреть дочери прямо в глаза.

– Я знаю, что иногда ты немного стыдишься меня. Знаю, что ты считаешь меня фантазеркой. Но я практичная женщина. Мне больше не хочется жить так, как раньше. Пусть у тебя недостаточно самоуверенности, чтобы стать натурщицей, но ты красива и молода. Ты можешь удачно выйти замуж, и, поверь мне, твои мечты стать писательницей исполнятся гораздо быстрее, когда у тебя появится подушка финансовой безопасности.

Поезд дернулся и остановился на станции Паддингтон, сопровождая остановку долгим свистком и пронзительным визгом тормозов. Джорджия знала, что возражать дальше просто не имеет смысла. Бессмысленно жаловаться на то, что она чувствует себя, как откормленная корова, которую посылают на ярмарку, – или более удачным будет сравнение с ягненком, отправленным на заклание? Их семья была разорена. Судьбу Джорджии уже решили: она должна смириться с планами матери, вознамерившейся подыскать ей подходящего мужа.

Эстелла заказала такси у вокзала, и, сидя в автомобиле, Джорджия прилипла носом к стеклу, изучая проносящиеся мимо лондонские улицы. Путешествие из Девона длилось более шести часов. Уже почти стемнело, и город за залитым дождем окном кеба превратился в мешанину огней и теней. Несмотря на протесты, Джорджия ничего не имела против Лондона. Она не считала его красивым или романтичным, как Париж, в который во время войны сбежала от бомбежек, но сложно было не восхититься Гайд-парком или отелем «Дорчестер», сиявшим в сумерках.

Мать и дочь направлялись к тетушке Сибил и дяде Питеру, которые жили в красивом белом мьюз-хаусе за Пимлико-роуд.

Такси остановилось у дома, чемоданы вытащили наружу, и Джорджия замерла на минуту, любуясь лестницей из полированного камня и блестящей входной дверью.

Экономка Сибил и Питера, одетая в униформу, пригласила их войти, а тетушка тем временем уже сбегала по лестнице.

Джорджия не видела тетушку с прошлого лета и решила, что с тех пор та заметно постарела. Она не знала точного возраста Сибил, но полагала, что ей около сорока пяти. В строгом платье, с ниткой жемчуга на шее и седыми волосами тетушка выглядела на десять лет старше Эстеллы, которая была одета в розовые капри, тюрбан и белый жакет из альпаки.

– Наконец-то, – сказала Сибил, легонько целуя гостий в щеки. – Входите, – добавила она, разворачиваясь так быстро, что дорогая даже на вид темная ткань ее платья зашуршала.

– Питер и Кларисса вот-вот вернутся. Миссис Брайант приготовила на обед цыпленка, но, полагаю, больше всего вы сейчас хотите горячего чаю.

Миссис Брайант, экономка, застыла у двери, готовая взять у гостей пальто.

– Ты переделала дом, – сказала Эстелла.

Джорджия внимательно оглядела интерьер. Если Сибил постарела, то ее дом теперь выглядел гораздо более современным. Строгая жесткая мебель и старые ковры, которые словно были позаимстованы из гостиной викторианской эпохи, исчезли. Тут и там появились новые яркие вкрапления, которые куда больше соответствовали стилю Эстеллы.

– Ах, в такой же оттенок фуксии я недавно выкрасила курятник на нашей ферме, – сказала Эстелла, проводя пальцем по ярко-розовой оттоманке.

– О да, очень мило, – ответила Сибил, выражение лица которой не соответствовало ее словам.

Джорджия чувствовала, что между ее матерью и тетей нет ничего общего, – прошлое Сибил было связано с домашними делами, а Эстелла была оригинальной и эксцентричной. Хотя эксцентричного поведения можно было бы ожидать скорее от Сибил, младшей дочери достопочтенного Дэвида Кастлрига. Именно его титул и позволил им иметь такой комфортабельный дом, а вовсе не чиновничий пост дяди Питера в министерстве внутренних дел.

– Я нашла чудесного дизайнера, Дэвида Хикса. Он сейчас работает на представителей высшего света Лондона. Так как прошло ваше путешествие? – спросила Сибил, когда часы пробили пять.

– Не сказала бы, что мне было жаль покидать ферму, – ответила Эстелла, садясь. – Зима в этом году была суровой. Пятнадцать цыплят не перенесли сильного мороза. Чтобы не последовать за ними и хоть как-то спастись от холода, мне пришлось питаться жирными тостами и набрать вес.

– Не представляю, как ты справлялась с трудностями, живя вдалеке от цивилизации, – с трагическим вздохом сказала Сибил. – Тебе давным-давно следовало вернуться в Лондон.

Джорджии пришлось сделать над собой усилие, чтобы не кивнуть в знак согласия с тетей. Вернувшись из Парижа домой, девушка не могла не заметить, что маленький домик в Девоне, где прошло ее детство, начал терять свою привлекательность.

– Возможно. Но я художница, мне нужно пространство и свет. Ферма в два раза больше этого дома, а если бы мы переехали в Лондон, то не смогли бы позволить себе даже гараж, не говоря уже о студии с гончарным кругом. К тому же Джеймс хотел бы, чтобы мы оставались там.

– Джеймс хотел бы, чтобы тебе было удобно и не приходилось питаться гусиным жиром, чтобы защититься от переохлаждения.

При упоминании об отце Джорджию захлестнули эмоции. Он умер, когда ей было всего четыре года, погиб на войне – поверенный по делам торговли, он был отправлен на фронт и убит в окопе в Нормандии. У самой Джорджии сохранились о нем смутные воспоминания, но Эстелла сделала все, чтобы его присутствие ощущалось на ферме в каждом из ее уголков. Одежда отца, в которой он рыбачил, так и висела в коридоре, его фотографии были расставлены по всему дому, книги и бумаги лежали в его кабинете там же, где он их оставил.

В комнату вошла миссис Брайант и поставила в центре столика белый фаянсовый чайничек.

– Сибил, я хочу сказать, что мы бесконечно благодарны тебе за помощь Джорджии.

Девушка едва не фыркнула. Когда у Эстеллы впервые появилась идея о том, чтобы устроить сезон для своей дочери, Джорджия с радостью обнаружила, что это разрешено далеко не всем. Дебютантку должна была представить ко двору дама, которая сама когда-то была дебютанткой, и, согласно традиции, чаще всего это делала мать. Но Эстелла узнала, что существовали способы обойти это правило, а поскольку Сибил в тридцатые годы была дебютанткой – и фотография ее первого выхода в свет была выставлена на всеобщее обозрение на новом лакированном комоде, – было решено, что Джорджию представит тетушка. Узнав об этом, девушка почти на неделю погрузилась в депрессию.

– Не стоит благодарности, – неубедительно откликнулась Сибил. – Однако должна сказать, что ты, Джорджия, слишком уж затянула с приездом в Лондон.

Конец ознакомительного фрагмента