Жаклин Бэрд - Страсть с повинной

Когда она впервые увидела его, то подумала, что встретила человека, уже знакомого ей. Какая же она дура! Конечно, Бенедикт казался знакомым. А почему бы и нет? У него такие же золотистые глаза, как у его младшего брата. Если б она не была так очарована, не проявила бы проклятой доверчивости, ее аналитический ум сумел бы вычислить сходство значительно раньше. Вместо этого она забила себе голову мечтами о любви и вечном счастье.

Ребекка тяжело вздохнула; впервые за все эти ужасные часы она ясно осознала свою глупость. Ведь все было так очевидно. Бенедикт едва заметил ее, когда их познакомили. И лишь когда Руперт назвал ее полным именем, он направил на нее свои мужские чары.

На следующий день Мэри пыталась предупредить ее, а Ребекка самонадеянно заявила: «Я знаю, он создан для меня, и даже если придется страдать, пусть так и будет». Слова оказались пророческими. Когда он пригласил ее в первый раз пообедать с ним, он задал ей вопрос о других поклонниках, на что она весело ответила, что, кроме него, у нее никого нет. Тогда ее еще озадачило, почему он сказал, что верит ей «на данном этапе». Она осознавала с горечью, что он намеренно нагнетал напряжение, чтобы потом побольней ударить ее, и она сама, о небеса, помогла ему в этом. Сколько реплик, которым она не придавала значения, приобрели для нее теперь роковой смысл!

Ребекка беспокойно ворочалась в постели; она хотела забыться сном, чтобы прекратить эти воспоминания, но сон не приходил. Память катила ее, словно по рельсам, от одного эпизода к другому: оживало каждое слово, виделся каждый жест. И что самое печальное — она сокрушалась при мысли, что никогда больше не испытает прикосновения его рук, тепла его губ, не испытает с ним неземного экстаза. Как сможет она существовать без него?

Пусть бы хоть не было этого рокового вечера, подумала она с горечью. Всецело принадлежать ему лишь для того, чтобы узнать, что он к ней равнодушен, что она, собственно, навязалась ему… Эта мысль разрывала ей сердце, смертельно унижала ее.

Когда уже сероватый свет озарил небо, Ребекка припомнила самое для себя унизительное: ведь это частично по ее вине дошло до самого худшего. Бенедикт был не прав насчет ее связи с его братом, не прав в своем к ней отношении. Но одно его замечание было абсолютно справедливым, она не могла не согласиться с ним. Он никогда не просил ее выйти за него замуж. Он подарил ей кольцо, и она тут же внушила себе, что он делает ей предложение. Она даже растрогалась оттого, что он отводил глаза, и решила, что это признак волнения.

Чувство стыда и униженности охватило ее. Теперь понятно, почему он не спешил назначить день свадьбы. Он никогда не намеревался на ней жениться. Он хотел отомстить за своего брата, а она, идиотка, дала ему в руки веревку, чтобы он ее, Ребекку, повесил.

Крик малыша нарушил утреннюю тишину. Ребекка замерла в своей постели. Джонатан требовал к себе внимания. Она взглянула на часы. Какая рань! Малыша кормят каждое утро в шесть тридцать.

Она слышала, как Мэри пересекла холл, и знала, что ей не избежать мучительных расспросов.

Через полчаса она была уже на ногах, потянулась — и тут же поморщилась от боли и опустила руки. Ее мышцы болели в тех местах, где прежде она никогда не знала боли. Просто результат бессонной ночи, заверила она себя, к любовному свиданию это не имеет никакого отношения. Нет, поправилась она: со стороны Бенедикта о любви нет и речи.

Накинув старый махровый халат, она подобрала с пола бюстгальтер, трусы, платье и пошла в ванную. Заперев дверь, встала под душ и, запрокинув лицо под теплые струи, с остервенением стала себя тереть. Убирая длинные черные пряди, свисавшие по спине, она снова и снова намыливала тело, чтобы смыть мучительный, напоминавший Бенедикта запах.

Стук в дверь положил конец неистовому омовению. Она улыбнулась: должно быть, это Руперт. Дом был очаровательный, и супруги собирались его модернизировать, но с осени этого года Руперту предложили место в Гарвардском университете США, и хозяева отложили реконструкцию, так что пока все пользовались одной ванной.

Бенедикт, вероятно, чувствовал себя здесь как в трущобах, когда оставался на ночлег. Воспоминания о его роскошном доме не покидали ее. Но, ночуя здесь, он мирился с неудобствами, лишь бы осуществить свой план и наказать ее.

Горечь подступила к горлу, когда она вдруг с острой болезненностью осознала, как неискренне он вел себя во всем. Поборов тошноту, она быстро вытерлась насухо махровым полотенцем. Пока она одевалась, в душе ее медленно нарастала исцеляющая злоба. Бенедикт использовал все: ее друзей, кольцо, все, что только можно было, лишь бы разбить ей сердце.

Стоя перед зеркалом, Ребекка аккуратно обернула полотенцем мокрые волосы, сделав на голове тюрбан. Она смотрела на свое бледное, с запавшими глазами лицо, отраженное в зеркале. У нее вырвался тихий вздох: ни сам Бенедикт Максвелл и никто другой никогда не узнает, насколько успешно он достиг своей цели. Ей будет тяжело, но ради собственной гордости и уважения к себе она ни взглядом, ни словом не выдаст своих страданий.

Она подумала о покойном отце. Он боролся с тяжелой болезнью силой своего духа; неужели она не сможет побороть несчастную любовь? Самым трудным для нее было признаться в том, что в каком-то смысле она виновна не меньше Бенедикта. Она не очень благоразумно вела себя — и теперь расплачивается.

Ребекка открыла дверь.

— Заходи, Руперт, — сказала она и сбежала вниз по лестнице.

Собираясь с духом, она на какое-то время задержалась перед кухонной дверью. Ну вот, сейчас начнется. Когда она вошла в кухню, Мэри сидела за столом на низеньком стуле и кормила Джонатана. Она подняла голову и улыбнулась, но при виде Ребекки улыбка у нее растаяла.

— Ты бы, Бэкки, лучше полежала, чертовски плохо выглядишь. Когда ты вчера вернулась?

— Все в порядке, Мэри, доброе утро, — пробормотала Ребекка и включила чайник. — Тебе кофе? — спросила она, не оборачиваясь.

— Кофе готов, в кофейнике.

— Спасибо. — Кофейник стоял посередине кухонного стола, а рядом — две чашки. Осторожно, сдерживая дрожь в руках, она налила себе кофе, затем небрежно пододвинула стул и уселась напротив Мэри. — Как аппетит у моего дорогого крестника? — Она с улыбкой взглянула на маленький сверточек на коленях у матери; сверточек с азартом опустошал бутылку с детской смесью. Мэри перестала кормить грудью неделю назад.

— В тысячу раз лучше, чем у тебя. — Голубые глаза Мэри изучающе скользнули по лицу подруги. — Ты выглядишь так, как будто всю ночь не сомкнула глаз. Надеюсь, ничего не случилось?

Ребекка не придумала ничего лучшего, чем выпалить:

— Помолвка расторгнута.