Соль под кожей. Том третий - Айя Субботина

болью случайно зацепит меня. Или вполне справедливо думает, что если даст слабину — я постараюсь вмешаться, пользуясь тем, что Авдеев ко мне расположен.

Я не рассказываю о нашем с Вадимом разговоре не потому, что боюсь напороться на порцию гнева за попытку играть у него за спиной. Или за то, что попыталась выторговать хотя бы какие-то условия, на которых он может видеться с дочерью, хотя мы ни разу их не обсуждали. И у него, в конце концов, могут быть собственное видение на всю эту ситуацию.

Я держу рот на замке, потому что у меня почти нет веры в то, что Вадим передумает. Вселять в Димку надежду, держа в уме ее почти полную невозможность, у меня просто не хватит сил. Я слишком сильно люблю свою бешеную зверюгу, чтобы так негуманно ковырять его бедное израненное сердце.

Из машины мы пересаживаемся в катер и через пятнадцать минут высаживаемся на острове. На улице еще темно, хотя на горизонте уже загорается ярко-апельсиновая полоска рассвета.

— Блин, Димка… — Я обвожу взглядом ту часть пляжа, которая полностью скрыта за деревянным навесом.

Он подходит сзади обнимает меня за талию и по привычке упирается подбородком мне в макушку.

— Подумал, что, если я со своей сгорающей даже от слова «солнце» женой вдруг захочу заняться пляжным волейболом или сексом, для этого должно быть достаточно свободного пространства.

— Я вышла замуж за волшебника, — накрываю его ладони своими, перекрещивая пальцы, кольцо к кольцу.

— Не, ты вышла замуж за корыстную сволочь, — смеется Шутов, приподнимает меня и на весу тащит в бунгало. — Не хочу, чтобы вместо четырех дней секс-марафона, у нас было четыре дня ебли с твоими солнечными ожогами.

— Вот же придурок!

Поверить не могу, что когда мы были здесь в прошлый раз, все было слишком по-другому. Даже когда мне казалось, что он смотрит на меня не только как на свой самый лучший и долгоиграющий проект.

После перелета мы так устали, что спим до обеда. Буквально. Я даже не помню, когда в моей жизни было такое, что «утро» начиналось после полудня. Но даже выразительно урчащие животы не так чтобы сильно подстегивают нас выбираться из постели. Хочется просто обниматься и слушать прибой.

Первым из постели все-таки выбирается Димка.

Бодро носится по дому — из душа на кухню, откуда приносит поднос с завтраком. Мы так крепко спали, что абсолютно прошляпили приезд обслуживания. Хотя, скорее всего, без задних ног спала только я.

Пьем кофе, начисто вылизываем тарелки, валяемся в кровати.

Димка ищет в планшете места на материке, куда можно съездить вечером. Но мне, если честно, вполне достаточно этого острова и четырех днем с мужем. Даже если мы будем валяться друг с другом вот как сейчас.

Но ближе к четырем все-таки решаемся выбраться на пляж.

Пока я пытаюсь изображать бармена и мешаю нам какую-то очень альтернативную версию апероля, появляется Шутов. Я останавливаю взгляд на его ногах. На крепких мускулистых щиколотках, на выразительных икрах, немного вытянутых коленях, мощных квадрицепсах. Выше и выше, задаваясь только одним вопросом — когда же, наконец, закончатся эти бесконечные ноги?! А заканчиваются они короткими шортами-плавками, настолько крохотными, что мой любимый придурок в одежде снова выглядит так же пошло и отвязно, как и без нее.

— Блин, Шутов, нет! — Я немного краснею, смущаясь какого-то совсем уж лишенного логики приступа ревности. — А нормальные плавательные шорты у тебя есть?

— Ну вот, они на мне. — Примерно секунду он кажется растерянным, разглядывая себя с ног до головы. Потом его лицо проясняется. — Лори, это только наш пляж. Здесь больше никого нет. Так что все эти спецэффекты, жена, исключительно для тебя.

И делает такую плавную «волну телом», что мои собственные купальные трусики моментально становятся мокрыми.

— Где ты нахватался этой пошлости? — Нервно сую в рот соломинку и втягиваю сразу половину коктейля. — Давай еще раз, а то плохо рассмотрела.

Димка подбирается ближе, упирает ладони в столешницу по обе стороны от моих бедер.

Мягко вдавливает бедра в мой живот.

Делает еще одно плавное движение, заставляя меня жмуриться от ощущения его твердости и длины. Моментально вытягиваюсь на носочки, закидываю руку ему на талию и глажу крепкую мускулистую спину. Мне нравится смотреть, как в ответ на мои прикосновения, его глаза всегда становятся очень черными, дьявольски притягательными. Они буквально намагничивают все кровяные тельца в моем теле, заставляя хотеть еще более плотного контакта.

И какими бы мы ни были через пять, десять или двадцать лет — это никогда не изменится.

Я всегда буду искать его взглядом, а он всегда будет держать меня во сне.

— Когда мы были здесь в прошлый раз, обезьянка, — Шутов наклоняется, очерчивает поцелуями мой подбородок скулу, переходит на шею, прикусывая за ухом, — я тебя пиздец как трахнуть хотел. Я твой запах даже с другой стороны пляжа слышал. Думал, сдурею. Ну или будет очень неловко возвращаться в офис с мозолями на ладонях.

Хрипло смеется, еще чуть сильнее прижимая меня в барной стойке сразу всем собой.

Я вспоминаю, что в моей голове были аналогичные мысли и желания.

Что хоть Шутов был очень худым, с синяками под глазами и, откровенно говоря, смахивающим на оголодавшего вампира, он все равно оставался для меня самым сексуальным и желанным мужчиной на всем белом свете.

На пляж мы попадаем только через час — абсолютно закономерно.

Димка бодрый, как будто это не он вертел меня в кровати как жонглер, а я — максимально разомлевшая. Но все равно тащу с собой ноутбук, чтобы проверить почту. Правда, все равно еще час просто валяюсь в шезлонге и наблюдаю как Димка с детской непосредственностью плещется в океане и таскает на берег ракушки.

— Что-то важное? — спрашивает Шутов, когда я, наконец, открываю почту, а он, мокрый и довольный, падает в соседний шезлонг.

— Я разослала резюме. Проверяю, есть ли результат.

— И? — Он переворачивается на бок, лицом ко мне. — Все хотят мою жену?

— Ну-у-у… Я не хотела огласки до собрания акционеров, поэтому пока разослала резюме в пару… иностранных офисов.

— Похоже на амбициозный план.

Я старательно вглядываюсь в его лицо, но не нахожу там ни намека на раздражение или недовольство. Хотя он не может не понимать, что это означает.

Когда-то давно, в той жизни, где я еще считала розовых пони и любила мудака Наратова, я искренне верила, что счастье женщины — это дом, уют, встречать мужа на коврике с тапочками в зубах и радоваться тому, что каждый день он