Запрещенные слова. книга 2 - Айя Субботина

нему можно будет зайти, в трубке раздается ее довольно резкий голос:

— Майя Валентиновна, Кирилл Семенович ждет вас у себя. Немедленно.

— Уже иду.

— Кирилл Семенович просил, чтобы вы зашли за Резником. Вас ждут вместе.

От этого небольшого уточнения у меня холодеют ладони. Орлов, конечно, как никто в курсе наших с Резником «теплых отношений» и обычно старается не сводить нас вместе, а тем более не инициирует наше взаимодействие больше необходимого.

Бросаю взгляд на часы – до назначенного обеда с Форвардом я уже точно не успею, ну разве что Орлов собирается нас просто чтобы поздороваться, а это явно не так. У меня нет ни единой зацепки, но я ни капли не сомневаюсь, что разговор так или иначе пойдет о двигателе Славы.

Пока иду по коридору, подношу телефон к уху и мысленно заклинаю Форварда ответить так как он обычно отвечает – молниеносно. Но на этот раз он как нарочно медлит – приходится топтаться у лифта, дожидаясь ответа.

— Павел Дмитриевич, добрый день. Боюсь, наш с вами обед придется перенести на… я сейчас даже не могу сказать, какое время.

— Ничего переносить не нужно, Майя, - спокойно, как удав отвечает он. И добавляет: - Я буду у вас через пятнадцать минут.

— Что-то случилось? – решаю на всякий случай уточнить. Обычно, все вопросы, связанные с коммуникацией NEXOR Motors и «Синергии» он решает через меня, ездить сюда самому – не царское дело.

— Что-то случилось, - отзеркаливает мои слова Форвард, но уже без вопросительной интонации. Увидимся на месте, а потом обсудим наш обед.

Эти интонация мне хорошо знакома – обычно он врубает приказной тон, когда ситуация не предполагает реверансов и пространства для маневра. Когда мне нужно просто строго следовать выданной им инструкции.

Поэтому просто киваю – он не может этого видеть, делаю рефлекторно – и захожу в лифт.

Резник у себя в кабинете – его секретарша, которую мы за глаза зовем «Бабой Ягой», потому что она против всех – смотрит на меня испепеляющим взглядом. Как обычно оценивая вид с ног до головы. Хочется на минутку забыть о корпоративной этике и субординации, и рассказать ей историю о тех женщинах, которым «повезло» быть в фокусе его внимания. В том, что этот мудак трахает и ее тоже, даже не сомневаюсь.

«Баба Яга» пытается загородить мне вход в его кабинет – сквозь полуприкрытую дверь слышу, как он с кем-то разговаривает по телефону и смеется – но я пускаю в ход одно из тех выражений лиц, которые подсмотрела у Форварда. Смотрю на нее так, чтобы ноги сами увели ее в сторону, еще до того, как к такому же решению придет голова.

Увидев меня, Резник хмурится, бросает в трубку «перезвоню» и отключается.

— Чем обязан, Франковская? – В его голосе – неприкрытое раздражение.

— Нас ждет Орлов, - на него смотрю ровно так же, как секунду назад – на его грымзу в приемной. И на него тоже действует, хоть и менее очевидно. Все-таки за эти месяцы Форвард хорошо меня натаскал, и если честно, скучать за его «уроками» я буду не меньше, чем за своей работой в «NEXOR».

— У меня сейчас важный разговор, - бросает Резник.

— Немедленно. – Простреливаю его холодным взглядом. – Обоих.

На его лице на мгновение мелькает тень беспокойства, но он тут же ее гасит.

Натягивает маску озабоченного, но уверенного в себе руководителя.

— Понятно. Видимо, по этому… инциденту, - говорит как будто себе под нос, поправляя безупречную манжету. – Я предупреждал, что службу безопасности нужно разогнать к чертовой матери.

Мы едем в лифте на этаж Орлова. Молча.

Чувствую запах его дорогого, тяжелого парфюма и в который раз не понимаю, как он мог казаться мне приятным и даже… соблазнительным. От воспоминаний о нашем с ними прошлом подворачивает настолько сильно, что начинаю мысленно подгонять лифт ехать быстрее.

В кабинете Орлова воздух настолько наэлектризованный, что от него можно заряжать телефон. Никогда не видела, чтобы Орлов – и вообще кто-либо – курил на рабочем месте, но здесь туман от сигаретного дыма стоит почти стеной, даже несмотря на открытое окно.

А он сам – ходит перед окном, взад-вперед, и курит.

Мрачный и какой-то ссутулившийся.

— Сели, - бросает очень резко, не глядя на нас.

Резник садится в кресло напротив стола, вальяжно, закидывая ногу на ногу. Я занимаю стул чуть в стороне, держу спину ровно и на всякий случай открываю блокнот, готовая записывать под диктовку задачу даже невыполнимой сложности, если только она как-то поможет решить вопрос с двигателем Дубровского.

— Кирилл Семенович, это чудовищно, - начинает Резник своим бархатным, сочувствующим баритоном.

— Разве я просил высказываться? – Орлов обрывает его, даже не повышая голоса. Но в этой тихой фразе столько стали, что Резник захлопывает рот на полуслове.

Орлов останавливается спиной у окна, затягивается еще раз.

Наконец, озвучивает:

— У нас попытались украсть сердце нашего проекта, - говорит как будто своему отражению в оконном стекле. – Какая-то европейская контора – мы уже начали разбираться, откуда растут ноги – попыталась запатентовать двигатель раньше нас. Хорошо, что Дубровскому слили информацию раньше, когда еще можно было оперативно вмешаться.

Я мысленно выделяю слова «попытались». Если бы все-таки успели – Орлов бы так и сказал. Это не повод для радости, иначе он бы столько не курил, но как минимум обозначает, что ситуация не безнадежна.

— Я могу подключить свои связи, - тут же щедро предлагает Резник. – Мне только нужна ваша официальная санкция и…

Орлов разворачивается на пятках, открывает рот, чтобы отреагировать, но не успевает, потому что в кабинет, без стука, как будто к себе домой, входит Форвард.

Идеальный костюм. Спокойное, сосредоточенное лицо и взгляд хищника.

— Кирилл Семенович, - кивает Орлову, и они встречаются где-то на середине, чтобы обменять рукопожатиями. Потом Форвард переводит взгляд на меня и вместо приветствия просто кивает – чуть менее формально, чем обычно кивает всем остальным.

А вот генерального игнорит – это сразу бросается в глаза.

Улыбка, которую при виде Форварда Резник пытается натянуть на лицо, больше похожа на гримасу. Нетрудно догадаться, что после того, как я попросила Форварда прикрыть меня и Славу от его шантажа, между этими двумя не может быть никакого, даже близко нейтрального отношения.

Тем не мнее, Резник приподнимается из кресла, тянет руку.

— Сядьте, Владимир Эдуардович, -