Моя в наказание - Мария Анатольевна Акулова

времени и сил на нас потратил. Сделал приезд незабываемым. Я так не смогла бы…

Айдар жмет плечами.

— Ничего особенного я не сделал.

Только подарил нам всем невероятную сказку. Кусаю кончик языка, чтобы не ляпнуть слишком романтичную чушь. Он не оценит. Да и прозвучит, как издевательство.

— Все равно спасибо.

Айдар кивает и задерживается взглядом на периллах между своих рук. Я не чувствую между нами напряжения, но до костей пронимает его бесконечная усталость. Тупая боль распространяется по телу вместе с его теплом.

Я его сосу. Опустошаю.

— С кем ты говорил? — Зачем-то спрашиваю, как будто имею на это право.

Он хмыкает и поворачивает голову. Сузив глаза, отвечает определенно искреннее:

— Ты не хочешь этого знать.

Киваю. Значит, он продолжает реализовать свои планы. Раньше это вызвало бы во мне ярый протест. Сейчас я замираю, прислушиваюсь к себе… Мне страшно. За него. А злости нет.

Вздыхаю. Шагаю еще ближе. Тянусь рукой к его кисти, но торможу. Сжимаю в кулак и опускаю.

— Обещаю, больше я тебя так не потревожу. Извини за наглость.

Теплая улыбка в ответ на мои слова отзывается болью.

— Не то обещаешь, Айлин-ханум.

Я свой взгляд опускаю. Айдар свой не отводит. Собравшись с силами, снова на него смотрю. О чем говорить, когда вы любите, но не вместе?

— Как ты? — Спрашиваю самое простое. И сама не знаю, что он может мне ответить. Но и Айдар не торопится.

Смотрит на меня, думает о чем-то… Не злится, не винит, но я чувствую стыд и свою ответственность.

Правду не скажет. Да мне и не надо словами. Я знаю, что делаю ему плохо.

— Тебе спокойней, Айлин? — вместо ответа получаю встречный вопрос. Такой же сложный.

И точно так же на него невозможно ответить односложно. Да или нет здесь не работают.

Смаргиваю и дергано киваю. Мне спокойней, но это не значит, что я выбираю свободу.

Поднимаю глаза, думаю, что бы еще сказать, но натыкаюсь на уставшую улыбку. Понимаю, что ему говорить «что-то» не надо. Он этого не хочет.

— Это главное.

Отталкивается от перилл. Ловит мои пальцы под своим пальто. Разворачивает и ведет обратно в зал.

* * *

Вечером, укладывая Сафие спать, я тихо пою ей колыбельную, которую мне когда-то пела моя мама. Когда кажется, что дочь почти заснула, делаю паузу и вслушиваюсь в тишину.

В комнате темно и совершенно точно только мы, но я все никак не могу отделаться от воспоминаний о его присутствии. В голове не громкая музыка, от которой закладывало уши, а тихие слова. Не пестрые цвета марокканского ресторана, а пристальный взгляд.

Сафие ерзает. Не заснула, черт…

— Анне…

Зовет меня, смотрит одним глазиком. И спать хочет, и говорить. Я веду по заплетенным в косичку волосам.

— Что, кызым?

— Баба сказал у тебя не спрашивать, почему он уехал, но мне так нравилось, когда мы втроем были…

И она тоже меня не обвиняет, но слова врезаются иглами в сердце. Рука замирает. Я чуть ли не впервые совсем не знаю, что ответить.

Молчу, а Сафие вздыхает.

— Наш баба плохой? — Спрашивает осторожно и по-взрослому. Я от шока цепенею. — Ты мне скажи честно, я тоже его разлюблю.

— Нет, кызым. Господи… — Тяну на себя. Обнимаю и зачем-то зацеловываю волосы и лобик. — У тебя очень хороший баба. Люби его сильно, хорошо?

И за себя, и за меня тоже.

— Мне кажется, ему без нас плохо, анне. Мы можем что-то сделать?

Глава 46

Айлин

Расставание с Лейлой могло бы стать новым поводом для моей хандры. Я могла бы слечь на пару дней в раздумьях о жизни, но, в определенной степени даже к моему стыду, происходит совсем не так.

Рядом с бесспорной печалью меня мучает нетерпение.

Я плохо сплю ночами до и после отъезда гостей. Ворочаюсь и не могу унять тревогу. В голову лезет куча вопросов, спектр эмоций абсолютно восстановлен. Я испытываю разом все и не схожу с ума.

Мы с Лейлой плачем еще раз — на перроне перед отправлением их с Болатом поезда. Я беру с подруги слово, что в следующий раз они приедут весной, уговорив присоединиться еще и Азамата.

Лейла с меня никаких слов не берет. Ни что я приеду. Обе знаем: не приеду. Ни что пойду навстречу Айдару. Обе знаем…

Обе знаем, что не стоит настаивать.

Мы с Сафие машем двинувшемуся поезду и немного бежим за тем самым окошком. В итоге — отпускаем.

Но даже насладиться сладкой грустью, прочувствовать усталость и прокрутить в памяти воспоминания об этих незабываемых днях у меня не получается.

Чувство такое, словно кофеин мне вкололи внутривенно. Потряхивает. Тело просит действия.

Голова гудит мыслями.

В эти выходные Сафие со мной. Айдар написал, что забрать дочку у него не получится. Срочная рабочая поездка.

Я бесконечно сильно хочу спросить: куда? Но мне нельзя. Оснований нет.

При этом как будто даже физически чувствую, что он стал дальше от нас. Не в соседнем доме. Не в пределах города. Где-то.

Я придумываю себе нить, которая с какого-то перепугу нас связывает. И вот она натягивается. А я пугаюсь.

Айдар не написал, когда вернется. А мне стыдно спросить. Жду, варясь в напряжении.

Как сумасшедшая прислушиваюсь к каждому слову, когда он звонит Сафие. От его голоса и нежности их бесед сердце кровью обливается.

Я снова чувствую ревность, но теперь не такую, как раньше. Мучает жажда. Я тоже хочу его нежности.

Делаю вид, что живу свою жизнь. Делаю вид, что не извожу себя в ожидании его приезда. Делаю вид, что действительно долго и дотошно выбираю всего лишь подарок благодарности за помощь в приеме гостей, которую он нам оказал, а не повод ищу. Личный. Не связанный с дочкой.

В итоге выбираю ему самый примитивный подарок из возможных — запонки. Привожу их домой и еще несколько дней наматываю круги. Думаю. Взвешиваю. Сомневаюсь.

Изнутри съедают сомнения, ревность, нетерпение. Но это все мелочи. Важно то, чего я не чувствую. Злости. Ненависти. Жажды пользоваться своим положением.

Мне снова бесконечно больно за нас. И хочется, чтобы стало легче.

Я долго не решаюсь написать ему, пока не ловлю себя на осознании: если я ничего не сделаю — в будущем всегда будет вот так. Я буду по крупицам собирать информацию о нем от дочери.

Это ли твое счастье, Айлин?

Беру в руки телефон и печатаю:

«Привет. У тебя все хорошо?»

Он занят, потому что читает